— Мм, как вкусно пахнет. Я отменил совещание.

— Вот здорово. Мы с Мэдисоном приготовили сегодня нечто совершенно потрясающее.

— Знаю-знаю, — пропел господин Холдсворт.

— Но откуда, папа? — спросил Гарри.

— Птичка на хвосте принесла.

Гарри очень понравился ужин. Мама превзошла саму себя, хотя и готовила эти блюда впервые. Вскоре все наелись до отвала и не могли больше взять в рот ни кусочка.

Попугай, ставший уже членом семьи, теперь сидел за столом вместе со всеми. Поскольку Мэдисон всё же был птицей и ел, прямо скажем, не слишком аккуратно, госпожа Холдсворт ставила перед ним поднос, куда падали крошки. Самое интересное, что ел Мэдисон с ложки, которую для него наполнял всякой вкуснятиной Гарри. Попугай ловко балансировал на одной лапке, а второй умудрялся удерживать ложку, куда весьма изящно опускал клюв.

Прикончив последний кусок клубничного пирога, господин Холдсворт восторженно посмотрел на жену.

— Изумительный ужин, — похвалил он.

— И правда изумительный, — подхватил Гарри. — Но где ты раздобыла все эти рецепты?

— Птичка напела, — улыбнулась мама.

Однажды Гарри вспомнил, как за несколько дней до прибытия Мэдисона читал взятую в библиотеке книжку про попугаев. Там была одна глава, которая тогда заставила его призадуматься.

«Попугаи иногда отличаются строгими предпочтениями. Одни хорошо ладят с мужчинами, но не любят женщин, другие ладят с женщинами, но терпеть не могут мужчин, а третьи подпускают к себе только детей».

«Хорошо, что Мэдисон так дружно живёт с папой и мамой», — подумал Гарри и этим же вечером повторил эти слова попугаю.

Мэдисон поудобней устроился на жёрдочке и задумчиво посмотрел на Гарри.

— Родная кровь, — проронил он.

— Что?

— Я, конечно, фигурально выражаюсь, но пойми, я — Холдсворт, — с гордостью заявил попугай. — Не по рождению, а по велению сердца. Мы одного поля ягоды. Джордж, хоть и был американцем до мозга костей, очень похож на твоего папу. Готовил он очень хорошо, но где ему до твоей мамы. Это самый вкусный клубничный пирог, который я ел в своей жизни! У тебя отличные предки, старина.

Гарри ничего не ответил, но Мэдисон уже так сблизился с мальчиком, что без труда догадался, о чём тот подумал.

— Но ты, Гарри, мой лучший друг, — твёрдо сказал он.

— О Мэд, — прошептал Гарри, — не знаю, что бы я делал без тебя.

Шло время, и Мэдисон уже стал считать дом Холдсвортов своим. Попугай был счастлив в Англии ничуть не меньше, чем в Америке. Его жизнь засияла новыми красками и наполнилась новым смыслом. Все летние каникулы он неразлучно провёл с Гарри за играми и долгими беседами.

После ужина к ним присоединялись родители, и вчетвером они играли в «Монополию».

Чаще всего выигрывал Мэдисон. Конечно, Холдсворты помогали ему держать неудобные банкноты, зато попугай прекрасно перемешивал кубики в клюве и выбрасывал их на игровое поле. Наверное, он побеждал потому, что был так сильно увлечён игрой.

Гарри и его родители частенько попадали за решётку, залезали в долги и становились банкротами, но Мэдисону всегда везло. Кроме того, он постоянно вытаскивал чрезвычайно удачные карточки «сюрприз» и делал совершенно особенные покупки.

— Почему ты всё время ходишь в красный сектор, Мэдисон? — спросила его однажды госпожа Холдсворт.

В тот вечер попугай опять выигрывал и приобрёл уже несколько роскошных отелей, тогда как остальные игроки наскребли денег лишь на весьма скромные дома.

— Здесь дело вкуса, мадам.

— Тебе нравится цвет?

— Скорее — расположенная в красном секторе Трафальгарская площадь.

— А что особенного в Трафальгарской площади? — спросил Гарри.

— Она посвящена величайшему английскому адмиралу лорду Нельсону. Джордж был большим поклонником Нельсона, и у нас дома имелось множество книг об адмирале. К тому же, как ты знаешь, попугаи питают к морякам слабость.

— У меня закончились деньги. — Господин Холдсворт умоляюще посмотрел на Мэдисона. — Ты не хочешь купить мои вокзалы?

— Сначала отдайте мне мои тысячу сто фунтов. Проценты я уже прибавил.

— Сколько-сколько? — ужаснулся господин Холдсворт. — Да это же настоящий грабёж!

— Кстати, о грабежах, — вмешалась госпожа Холдсворт. — Вы знаете, что в соседнем квартале произошло уже несколько краж? Днём, между прочим.

— Полагаю, что у несчастных пострадавших не было собак. Пёс — вот кто лучший защитник дома. Разве грабитель полезет в дом, где лает собака?

— Это-то меня и волнует. Наша-то ведь совсем трусиха. Вряд ли она способна напугать даже самого завалящего грабителя. Ох, ну вот, я снова попал в тюрьму.

— Тогда Мэд спугнёт вора, правда, Мэдисон? — вставил Гарри.

— Будь уверен, Гарри, сынок. — И попугай заговорил голосом Хамфри Богарта: — Повернитесь-ка, мистер, да не спешите. Иначе я всажу вам пулю между глаз. Не искушайте меня, приятель.

— Видите, Мэдисон с ним расправится. — Гарри швырнул кости и, к своему удивлению, попал в самый центр Трафальгарской площади.

— Сначала мне придётся расправиться с тобой, старина, — проворчал Мэдисон.

Первое время после того вечернего разговора Мэдисон ещё вспоминал про воров, но потом его тревоги развеялись, и он начисто позабыл о возможной опасности.

Прошло ещё две недели. Началась новая четверть, и Гарри вернулся в школу. Господин Холдсворт всё так же ходил на работу, а госпожа Холдсворт хлопотала по дому.

— Мэдисон, тебе что-нибудь купить? — спросила она, собираясь одним утром за покупками.

Мэдисон оторвал взгляд от газеты, лежавшей на кухонном столе. Он как раз читал статью Дермота Пергейви о Соединённых Штатах.

— У нас закончились лимоны, — доложил он. — А они понадобятся нам для пирога.

— Помню-помню. Но может быть, ты хочешь что-то для себя?

— Никогда не отказывайся от шоколадного пломбира, — провозгласил Мэд, очень любивший мороженое.

— Ладно, куплю тебе пломбир. Тогда я пошла и собаку с собой возьму, пусть погуляет.

— Хорошо, — откликнулся попугай. Но уже скоро он так не считал.

Прошло всего пятнадцать минут. Пятнадцать тихих минут, которые Мэдисон провёл наедине с газетой.

Внезапно раздался какой-то странный звон. Он доносился из гостиной. Попугаю почудилось, будто что-то разбилось.

— Ну что опять учудил этот безмозглый кот? — проворчал Мэдисон и не спеша направился в гостиную. — Держу пари, что он разбил мамину вазу.