Однако шли годы, мальчик вырос в мужчину, и имя Домиции Луциллы исчезло из переписки Фронтона и Марка Аврелия. Его заменила другая ведущая леди. В апреле 145 года, после семилетней помолвки, состоялась царская свадьба Марка и Фаустины — совсем юной дочери Антонина Пия. Свадьбу отметили чеканкой монеты с изображением голов молодой пары, а также раздачей денег армии. Рождение первого ребенка Марка и Фаустины, дочери, записано 30 ноября 147 года, в итоге этого Фаустину немедленно почтили именем Августы. В течение следующих двадцати трех лет у царственной пары родилось четырнадцать детей. Каждое рождение или болезнь вызывали радость или соболезнование любящего Фронтона. «Я видел ваших маленьких цыплят, и более желанного зрелища я не лицезрел никогда в жизни, так похожи на вас, и ничего не может быть более приятным, чем эта похожесть», — писал он после того, как увидел двойняшек Марка, Антонина и Коммода, родившихся 31 августа 161 года.[675]

Анния Галерия, мать Фаустины и жена Антонина Пия в течение двадцати лет, прожила лишь первые два года его правления и умерла зимой 140 года. В отмечании ее памяти Антонин Пий сделал больше, чем любой другой император когда-либо сделал в честь своей жены. По столице были возведены ее серебряные и золотые статуи, в ее честь был создан благотворительный фонд для помощи обездоленным девочкам. Этот фонд рекламировался на монетах, изображавших портрет Фаустины на одной стороне и благодарных детей-сирот — известных как puellae faustinianae, или «девочки Фаустины», — на другой.[676] Кроме того, императором была отчеканена целая серия монет, связывающая ее с полным спектром традиционных римских богинь, олицетворяющих семейные ценности (в том числе Юноной, Церерой и Вестой), а также такими образами, как Aeternitas (вечность), Pietas (благочестие) и Concordia (семейная гармония). Они изображали Аннию Галерию, возносящуюся в небо на спине орла или же в виде крылатой женщины-посланницы — так же, как в свое время изображалась Сабина на ее мраморном рельефе. Был даже создан культ его имени, центральный храм которого располагался на Римском форуме.[677] Колоннада этого храма в настоящее время поглощена церковью XVII Сан-Лоренцо в Миранде, но надпись на ее фасаде до сих пор содержит имя императрицы.[678]

Антонин никогда не женился снова, довольствуясь тем, что, как однажды Веспасиан с Ценис, взял в наложницы одну из бывших рабынь жены. Однако его новая пассия, судя по всему, мало влияла на соблюдение императорской диеты, за которую Марк хвалил мать в своих «Размышлениях». Действительно, внезапную смерть Антонина 7 марта 161 года в возрасте семидесяти четырех лет частично относят на счет его слишком неумеренного употребления альпийского сыра. Одним из первых действий его наследников, Марка и Луция, стало оказание почестей приемным родителям: они установили двойной монумент обожествления, несмотря на то что Анния Галерия была мертва уже двадцать лет.

Колонна Антонина Пия, как она называется сейчас, была замечательным инженерным ответом на колонну императора Траяна; вознесшийся на пятидесятифутовую высоту кенотаф розового гранита, увенчанный бронзовой статуей императора, вся конструкция стояла на восьмифутовом мраморном основании, где были высечены пояснения. Остатки монумента были обнаружены в XVIII веке на склоне горы в районе Монте-Циторио, и с 1787 года белое мраморное основание хранится в музее Ватикана, где оно теперь поставлено во дворе Пинакотеки, обрамленное зонтичными соснами и громадным куполом работы Микеланджело. Три стороны пьедестала украшены по традиционной схеме каноническими рельефами, а композиция четвертой панели изображает Антонина и Аннию Галерию, уносимых вдвоем на небеса. Их несет обнаженный ангел или дух, распахнувший крылья на всю ширину мраморного фасада.

Все в этом изображении было направлено на укрепление идеи о неразлучности пары. Открывая дорогу следующему поколению римских императоров, они двигались рука об руку даже в смерти. Ничто в этой картине не намекает, что муж и жена умерли с разницей в двадцать лет. Интересно, что эта композиция заимствует вдохновение из погребальной традиции класса римских вольноотпущенников — эта традиция подчеркивала прочность брачных уз даже в смерти.[679]

Теперь, после смерти Антонина, у Римской империи было два хозяина — впервые после того, как Октавиан одолел Антония. Хотя Луций Вер был вторым участником при наследовании, на первой встрече Сената, состоявшейся после смерти Антонина в 161 году, Марк Аврелий настоял, чтобы его сводный брат и тоже консул этого года был сделан его соправителем. Единственная асимметрия в их положении заключалась в рукоположении Марка как римского верховного священника (Pontifex Maximus). Марк принял теперь имя Антонина и стал Марком Аврелием Антонином, а Луций присвоил себе фамилию брата и стал известен как Луций Аврелий Вер. Впервые в римской истории соединились два Августа. Одиннадцатилетняя дочь Марка, Луцилла, была намечена в жены своему приемному дяде, как только войдет в возраст, объединяя таким образом две семейные ветви.

Тем временем Фаустина стала первой римской женщиной, которая стала императрицей, обогнав мать. Теперь, в возрасте за тридцать, она уже родила девять детей. Ее замечательная репродуктивность, напоминающая старшую Агриппину, в противоположность абсолютно бездетным предшественницам Плотине и Сабине, вызвала появление девяти ее необыкновенно четких портретных изображений — больше, чем у любой другой римской императрицы. Рождение каждого ребенка отмечалось ее новым портретом.[680] Во время инаугурации Марка у нее была трехмесячная беременность близнецами — мальчиками Коммодом и Антонином. Объявление о рождении было отмечено чеканкой монеты, изображающей с одной стороны профиль Фаустины с надписью Фаустина Августа, а на обороте — двух младенцев, смотрящих друг на друга, в богато драпированной люльке, под надписью Saeculi Felicitas, «Плодородие эпохи!».[681]

Похоже, благоприятный старт сделал Фаустину первой императрицей со времени Поппеи веком ранее, которая родила, когда ее муж был у власти. Это событие задало новый поворот в династической функции женщины того периода. Несмотря на то что по крайней мере половина ее детей не пережила младенчества, удивительная плодовитость Фаустины, теперь уже без особой необходимости, компенсировала закрепившуюся уже адаптивную систему наследования, сложившуюся в Риме после смерти Нервы.