Присутствие в свите императрицы Рима незнакомой нам по другим источникам поэтессы, увенчанной лавровым венком в Коммагене (возле современной границы Турции с Сирией), интригует. Поэтессы действительно были известны в римском обществе с дней Республики — хотя единственная поэма на латинском языке, написанная женщиной и сохранившаяся до наших дней, вышла из-под стила аристократки Сульпиции, современницы дочери Августа Юлии. Элегантные стихи Сульпиции о ее любви к человеку по имени Церинт сохранились среди бумаг Тибулла, протеже ее дяди Мессала.[653]

Однако любовную поэзию считали подозрительным занятием для женщины. Во времена Республики она использовалась как свидетельство против очерненной матроны Семпронии, известной поэтессы; общество дам времен ранней Империи, которое по-любительски занималось модным составлением ядовитых эпиграмм, рисковало, в свою очередь, попасть под издевки сатириков, которые называли их «сороками» и глумились над ними за попытку соревноваться с великой Сафо.[654]

Балбилла, сестра друга Адриана, связанная с королевской семьей, была последовательницей Сафо, как показывает выбор ею поэтического размера. Она вполне могла попасть под такие же нападки. Сорок пять плохо сохранившихся строк, посвященных Сабине и Адриану, — вот все, что осталось от ее творчества, и это, безусловно, мало для рецензирования. Один критик уже нашего времени объявил их «отвратительными».[655] Но тем не менее они являются драгоценными фрагментами слишком редкой категории свидетельств из эпохи античности, написанных женщиной, для которых Колосс Мемнона оказался истинным хранилищем. Еще три женщины — Дамо, Дионисия и Сицилия Требулла — также подписались, как авторы строк, оставленных на ногах статуи.[656] Прямо под последними четырьмя строками Балбиллы размещен короткий постскриптум, посвященный совершенству Колосса, — он был добавлен самой Сабиной.[657] В молчании, оставленном женщинами древности, такие отзвуки из прошлого, когда на мгновение слабо доносится женский голос, не могут помочь исследователю, но задевают струну, заставляющую его двигаться дальше, особенно в отношении Сабины, персоны туманной и противоречивой.

К маю 134 года путешествия Адриана и Сабины закончились. Они прибыли назад в Италию, где измотанный Адриан оставался последние три года своей жизни, заочно решая проблемы серьезного мятежа, который ранее разразился в Иудее под предводительством Симона Бар-Кохбы. Во время его подавления было жестоко убито более полумиллиона мятежников. Со спокойной, удобной позиции своей великолепной резиденции в Тиволи Адриан начал выбирать того, кто будет наследовать ему в качестве императора. Здоровье его было подорвано, строительные работы над мавзолеем, в котором его должны будут похоронить, с видом на Тибр, шли уже полным ходом. Как и брак Плотины и Траяна, его союз с Сабиной остался бездетным, поэтому у него не оставалось выбора, как только использовать недавний прецедент: найти приемного сына и наследника вне своей семьи. В конце концов император выбрал 51-летнего Аврелия Антонина, бывшего консула с хорошей репутацией, на том условии, что Антонин согласится усыновить как запасных наследников двоих человек: племянника своей жены, Аннии Галерии Фаустины, Марка Анния Вера, молодого фаворита Адриана, и Луция Сиония Коммода, юного сына консула. Эту просьбу Антонин должным образом исполнил.

Сабина умерла в 136 или 137 году, почти пятидесятилетней. Эпитафия Адриана, высеченная на надгробном камне жены, которую посетители римского музея Палаццо Консерватория найдут размещенной высоко на стене над центральной лестницей, звучит холодным, немым укором трагическому заявлению, позднее сделанному в «Истории Августы» — что император отравил свою жену или даже довел ее до самоубийства.[658] Утонченный и хорошо отреставрированный мраморный рельеф изображает Сабину, взлетающую над пламенем погребального костра. Ее глаза задумчиво опущены, когда она безмятежно удаляется на небо верхом на спине посланницы с орлиными крыльями, которая размахивает горящим факелом, как метлой. Внизу, поставив ноги на землю, сидит Адриан, он поднял палец к звездам, будто указывая жене путь.[659]

Сцена изображает обожествление или вознесение Сабины, согласно посмертному ритуалу обожествления, проведенному по приказу Адриана. Монеты, отчеканенные в то же самое время, изображают Сабину, которая уносится на небо на спине орла. Ниже размещена надпись consecration, образующая пару описанному рельефу.[660] Хотя Тит и другие императоры появлялись именно в таком образе, никогда прежде обожествление имперской женщины не отображалось в искусстве. Однако, как и другие ритуалы, касающиеся имперских женщин, это в меньшей степени был панегирик Сабине и ее правам, а скорее жест с целью отбросить сияние на всю семью Адриана.

Адриан пережил жену примерно на год, он умер в Байе 10 июля 138 года в возрасте шестидесяти двух лет — возможно, от коронарной болезни сердца.[661] В 139 году его останки были выкопаны из временного места упокоения в садах Домиции и захоронены рядом с Сабиной, в глядящем на Тибр только что завершенном мавзолее пятидесяти метров высотой. Два бронзовых павлина, оставшиеся ныне от развалин мавзолея, вероятно, охраняли Сабину, так как павлины были традиционным транспортом для вознесения женщин — в то время как орлы оказывали ту же услугу обожествленным мужчинам.[662]

Гробница Адриана и Сабины по-разному использовалась последующими поколениями — и как средневековая крепость, и как тюрьма, и как место укрытия для папы во времена политических волнений. Сегодня она заключена в цилиндрический барабан замка Святого Ангела, который, подобно толстому стражнику, неясно вырисовывается на дороге к Ватикану. Адриан и Сабина, при жизни плохо уживавшиеся вдвоем, мирно сосуществуют в смерти. Но когда орды готов разграбили город Рим в августе 410 года, говорят, они унесли из мавзолея урны, содержавшие пепел пары.[663]