В силу беспрецедентной концентрации знания и власти надзорный капитализм подминает под себя разделение общественного знания – осевой принцип социального порядка в информационной цивилизации. Эта тенденция тем более опасна, что она беспрецедентна. Она не сводится к известному вреду и, значит, не будет легко поддаваться известным формам борьбы. В чем состоит этот новый принцип общественного порядка и как надзорные капиталисты поставили его под свой контроль? Вот вопросы, которые мы разбираем в следующих параграфах. Ответы на них помогут нам задуматься о том, что мы уже знаем, и подготовиться к тому, что ждет впереди.

Эта книга началась с воспоминания об одном насущном вопросе, заданном мне молодым менеджером целлюлозной фабрики в небольшом южном городке: «Мы все будем работать на умную машину или за машиной будут присматривать умные люди?» В годы, прошедшие с того дождливого вечера, я внимательно наблюдала за цифровизацией работы на целлюлозной фабрике. Как я описала в «Эпохе умных машин», переход к информационным технологиям превратил фабрику в «электронный текст», который завладел вниманием каждого рабочего. Вместо практических задач, связанных с сырьем и оборудованием, «справляться с обязанностями» стало теперь означать мониторить данные на экранах и владеть навыками понимания этого электронного текста, умением учиться у него и действовать с его помощью. То, что сегодня кажется обычным, было тогда необычайным.

Все эти бросающиеся в глаза перемены, утверждала я, сигнализируют о глубоком и важном преобразовании. Организация работы определяется теперь не разделением труда, а разделением знания. Я писала о многих женщинах и мужчинах, которые, на удивление самим себе и своим менеджерам, овладевали новыми интеллектуальными навыками и учились процветать в информационно насыщенной среде, но я также задокументировала горькие конфликты, которые сопровождали эти достижения, назвав их обобщенно дилеммами знания, полномочий и власти.

Любой анализ разделения знания должен разрешить эти дилеммы, выраженные тремя главными вопросами. Первый вопрос – «Кто знает?» Это вопрос о распределении знания и о том, существуют ли возможности его приобретения. Второй вопрос – «Кто принимает решения?» Это вопрос полномочий: кто, какие люди, институции или процессы определяют, кто получает доступ к знанию, что именно эти люди могут узнать и как именно они могут действовать в соответствии с полученными знаниями. Какова законная основа этих полномочий? Третий вопрос – «Кто определяет, кому принимать решения?» Это вопрос о власти. Каков источник власти, которая стоит за полномочиями поделиться знаниями или удержать их?

Молодой менеджер в конце концов найдет ответы на свои вопросы, но они окажутся не теми, на которые надеялись мы оба. Хотя работники целлюлозной фабрики боролись и часто побеждали, хайековское мировоззрение постепенно укреплялось на самых высоких уровнях политики, а операционные требования Дженсена находили горячее одобрение на Уолл-стрит, которая быстро научилась навязывать их каждой публичной компании. Результатом стала бизнес-модель, построенная на сокращении издержек и ориентированная на аудиторию Уолл-стрит, которая настаивала на автоматизации и экспорте рабочих мест, а не на инвестировании в развитие навыков и способностей американского работника, связанных с цифровыми технологиями. Ответ на вопрос «кто знает?» состоял в том, что знает машина, вместе с элитным персоналом, способным использовать аналитические инструменты для устранения неполадок и извлечения стоимости из информации. Ответом на вопрос «кто принимает решения?» была узкая рыночная форма и связанные с ней бизнес-модели. Наконец, в отсутствие значимого «двойного процесса», ответом на вопрос «кто определяет, кому принимать решения?» по умолчанию оказывается лишь финансовый капитал, озабоченный требованиями максимизации акционерной стоимости.

Неудивительно, что почти сорок лет спустя отчет Института Брукингса сетует на то, что миллионы американских работников «не имеют достойных возможностей среднеквалифицированной работы» перед лицом «стремительной цифровизации». В отчете содержится призыв к компаниям «срочно инвестировать в стратегии повышения квалификации в области ИТ для действующих работников, в понимании, что цифровые навыки представляют собой ключевой канал повышения производительности»[506]. Насколько иным могло бы быть наше общество, если бы американские предприятия решили инвестировать не только в машины, но и в людей?

Большинство компаний предпочли умным людям умные машины, создав хорошо задокументированную тенденцию заменять людей на машины и их алгоритмы на самых разнообразных рабочих местах. К настоящему времени эта тенденция затронула множество занятий, далеких от заводских корпусов[507]. Это привело к тому, что экономисты называют «поляризацией рабочих мест», для которой характерны, с одной стороны, высококвалифицированные рабочие места, с другой – низкоквалифицированные, притом что автоматизация вытесняет большинство рабочих мест, которые когда-то были «посередине»[508]. И хотя некоторые лидеры бизнеса, экономисты и технологи называют эти явления необходимыми и неизбежными последствиями распространения компьютерных технологий, исследования показывают, что разделение знания в экономической сфере отражает силу неолиберальной идеологии, политики, культуры и институционального устройства. Например, в континентальной и Cеверной Европе, где ключевые элементы «двойного процесса» в той или иной форме сохранились, поляризация рабочих мест сдерживается значительными инвестициями в обучение рабочей силы, которые обеспечивают более инклюзивное разделение знания, а также производство высококачественных инновационных продуктов и услуг[509].