– А что насчет Курманы? – напоминаю я, потому что Феррик и Бастиан видят только половину картины. – На каждый хороший поступок, который я совершила, найдется миллион моих же ошибок. Люди хотят моей смерти.

Этими словами я надеялась поколебать уверенность Феррика, но он лишь качает головой.

– Элиас был один, и ему хотелось власти. Он почувствовал переменчивые настроения Визидии и решил ими воспользоваться. Для него ты была оправданием, а не причиной. Если бы ему не представилась возможность пойти против тебя, он бы наверняка придумал что-то еще, лишь бы утолить свою жажду власти. В этом нет твоей вины. Если уж на то пошло, ты помогла людям Курманы, пролив свет на проблемы, которые существуют на их острове. Новые законы, которые ты создашь, только помогут защитить их от опасности.

Даже несмотря на то, что мы не всегда сходимся во мнениях, я понимаю, почему именно Феррик стал моим личным советником. Даже в такие трудные моменты, как сейчас, он способен проявлять завидную рациональность. Это одновременно восхищает и раздражает.

Почувствовав прилив адреналина, я стискиваю зубы, прикусывая внутреннюю сторону щеки. Не знаю, что вызвало такую бурю эмоций, но я чувствую совершенно все. Растерянность. Боль. Разочарование. Вину.

В глубине души я знаю, что Феррик говорит правду. Я знаю, что должна к нему прислушаться. Но чем больше он говорит – тем больше я отдаляюсь от отца.

Я вздрагиваю, когда теплые пальцы Феррика сжимают мою ладонь.

– Я тоже потерял родителя, – мягко говорит он, но его слова – это еще один нож, пронзающий мое сердце. – Каждый из нас перенес утрату. Я знаю, что это больно. Никакая физическая боль не сможет сравниться с тем, что я чувствовал после смерти матери. Мне очень жаль, что я не могу исцелить твою скорбь, Амора. Я бы, не раздумывая, забрал твою боль, но никто не может подарить тебе это облегчение. Мне очень, очень жаль. И все же, у тебя есть мы с Бастианом. Мы всегда тебя поддержим.

Это мой предел. Все эмоции, бушующие внутри меня, рвутся наружу, и я больше не могу их сдерживать.

По моим щекам текут горячие слезы, а моя грудь сотрясается от отчаянных, тяжелых вздохов. Я сползаю на пол, и Феррик торопливо подхватывает меня в свои объятия. Я не слышу слов, которые он произносит, но чувствую движение его губ и теплое дыхание на своих волосах.

– Я не готова, – шепчу я ему в плечо, снова и снова, как молитву. – Я еще не готова попрощаться.

Я не знаю, что отвечает Феррик, потому что все, что я слышу, – это мои собственные рыдания. Все, что я вижу, – это окровавленное тело отца. Его призрак тянется ко мне, и моя рука сама собой тянется ему навстречу.

– Он хотел бы этого, – голос Феррика прорывается сквозь дымку, застилающую мое зрение, и я вздрагиваю. Рука, которую я протягиваю к отцу, наливается свинцом и начинает медленно опускаться вниз. – Он хотел бы, чтобы ты жила той жизнью, которую заслуживаешь.

Я смотрю на отца. На руку, которую он мне протягивает. Я делаю шаг к нему, и на этот раз я не намерена отступать. Присутствие Бастиана и Феррика успокаивает меня, и дым, окружающий фигуру отца, начинает принимать форму его огненного скакуна.

Отец поднимает на меня свои ясные и теплые глаза. Я окончательно опускаю руку, чувствуя, как в моей груди разгорается пламя. Его губы слегка подрагивают, и он улыбается.

Я люблю тебя. Я пытаюсь прокричать ему эти слова. Сказать ему все, что я не успела сказать раньше. Но с моих губ срывается совсем другая фраза. Я не знаю, как мне справиться со всем этим без тебя.

Медленно, не сводя с меня глаз, он опускает руку. Я чувствую себя так, словно кто-то открыл мои старые раны и воткнул в каждую из них по кинжалу, чтобы снова и снова проворачивать острые лезвия, причиняя мне невыносимую боль. Наконец, я понимаю, что отец не просит спасти его. Он не тянется ко мне. Все это время он пытался попрощаться.

– Может, сейчас ты запуталась, но со временем ты все поймешь, – я не знаю, откуда доносится голос, но я слышу его громко и отчетливо. – Сделай эту жизнь такой, какой она должна быть.

Дым возвращается, наполняя мои легкие. Он снова окутывает тело отца, и его фигура полностью исчезает из вида.

Я не знаю, было ли это видение плодом моего собственного воображения или подарком от пробужденных. Но я точно знаю, что отец ушел навсегда.

Открыв глаза, я снова вижу перед собой бесконечную морскую гладь и вдруг обнаруживаю, что рыдания больше не вырываются из моей груди судорожными всхлипами. Мои щеки все еще мокры от слез, но я снова могу дышать.

Я снова вижу перед собой улыбку отца, и его слова эхом отзываются в моем сознании. Сделай эту жизнь такой, какой она должна быть.

Наконец-то я все поняла. Я знаю, что должна сделать.

* * *

Поздно вечером я сижу на носу корабля, свесив ноги с головы дракона, и бросаю в воду крошечные кусочки пергамента.

Мне очень стыдно.

Пожалуйста, вернись.

Я худший человек в мире, и ты можешь сколько угодно мне это повторять, только, пожалуйста, вернись.

Мое настроение такое же мрачное, как темные волны, которые уносят обрывки пергамента. Ватея вряд ли когда-нибудь их увидит. Скорее всего, она уже очень далеко. Но я должна хоть что-то предпринять.

Поэтому я пишу эти маленькие записки и бросаю их в воду одну за другой, пока у меня не остается пергамента. Тем не менее, у меня осталось еще одно извинение.

Подняв голову к небу, я закрываю глаза и собираю все остатки мужества, какие только могу найти.

Феррик был прав, когда сказал, что здесь, на борту «Смертной казни», нам начинает казаться, будто мы одни в этом мире. Будто все море принадлежит нам. Я представляю себя, стоящую за штурвалом: мои руки покрыты мозолями, а кожа, согретая солнцем, выдает во мне бывалого моряка, такого же, как и мой отец.

– Я сожалею о том, что мне придется сделать, – говорю я, обращаясь к небесам. – Я не знаю, чего бы ты хотел или как бы ты поступил. Но я надеюсь, что ты мной гордишься. Я знаю, что это правильный путь. Так мы искупим все свои грехи перед этим королевством.

Даже самый опытный лекарь с Сантоса не сможет исцелить мою боль. Она разрушает меня изнутри, а потом собирает заново только за тем, чтобы снова разрушить. Может, этот процесс никогда не остановится, но я надеюсь, что однажды он хотя бы немного замедлится.

– Я тебя люблю, – я посылаю свои слова богам, чтобы они могли передать их отцу. – Но это наше последнее прощание.

И, когда морской бриз касается моей кожи, наполняя легкие просоленным воздухом, я знаю, что отец все слышит и тоже прощается со мной.

СВАДЬБА? ИЛИ КОРОЛЕВСКИЙ ОБМАН?

Похоже, поиски будущего короля Визидии прекратились так же внезапно, как и начались.