— Теперь поехали наверх, — сказал я.

Нажал кнопку этажа и закрыл дверцу. Гейр улыбался во весь рот, поглядывая то на нее, то на меня. Когда лифт поехал, она тяжело привалилась ко мне.

— Ну вот, — сказал я. — Приехали. Ключ есть?

Она заглянула в маленькую сумочку, висевшую на одном плече, сунула внутрь руку и перебирала содержимое, качаясь взад-вперед, как дерево на ветру.

— Вот! — сказала она победно, вытягивая за кольцо связку ключей. Гейр выставил руку и придержал ее за плечо, когда она потянулась с ключом к замку и вся стала клониться вперед.

— Шаг вперед! — сказал он. — Ну, вот и все.

Она послушалась. Несколько секунд возни с ключом, и он вошел в замок.

— Вот спасибо, — снова поблагодарила она. — Вы прям как два ангела-спасителя сегодня.

— Не за что, — сказал Гейр. — Удачи!

Когда мы шли к нам наверх по лестнице, Гейр спросил:

— Это ваша сумасшедшая соседка?

Я кивнул.

— Так она проститутка, что ли?

Я помотал головой:

— Нет, насколько я знаю.

— Да наверняка. Сам подумай, откуда бы у нее деньги здесь жить? И видок тот еще. Но она ведь не дура, да?

— Прекрати, — сказал я. — Самая обычная тетка. Просто очень несчастная, пьющая и из России. Плюс расторможенность импульсов.

— Вот я и говорю, — засмеялся Гейр.

— Что это было? — спросила Хелена из гостиной.

— Наша русская соседка, — ответил я, входя в комнату. — Упала в лифте и не могла встать, потому что пьяная в дым. Мы помогли ей попасть в квартиру.

— Она целовала Карлу Уве руки и говорила, что он красавчик, — доложил Гейр.

Все посмеялись.

— И это после того, как она несколько раз являлась сюда и крыла меня последними словами, — сказал я. — Мы чуть рассудком не тронулись.

— Кошмарная тетка, — сказала Линда. — Она вообще себя не контролирует. Каждый раз, проходя мимо, я реально опасаюсь, не пырнет ли она меня ножом. Она смотрит на меня с ненавистью. Верите? С дикой ненавистью.

— Время начинает играть против нее, — сказал Гейр. — А тут являетесь вы, счастливые голубки и с пузом.

— Думаешь, дело в этом? — сказал я.

— Естественно, — сказала Линда. — Надо нам было с самого начала не показывать своих чувств. А мы вели себя слишком откровенно. И теперь она на нас зациклилась.

— Ну да, — сказал я. — Кто хочет десерт? Линда приготовила свое знаменитое тирамису.

— О! — сказала Хелена.

— Знаменито оно тем, что я умею готовить только его, — сказала Линда.

Я принес кофе и тирамису, и мы снова сели за стол. Но не успели расположиться, как внизу загремела музыка.

— Вот так и живем, — сказал я.

— А нельзя ее выпереть отсюда? — спросил Андерс. — Если хотите, могу устроить.

— Это каким же образом? — спросила Хелена.

— У меня свои методы, — ответил Андерс.

— Да ну? — сказала Хелена.

— Заявите в полицию, — предложил Гейр. — Тогда она поймет, что дело серьезное.

— Ты думаешь? — спросил я.

— Естественно. Если вы не будете действовать решительно, цирк никогда не кончится.

На этих словах музыка оборвалась так же резко, как включилась. Дверь внизу хлопнула. По ступенькам зацокали каблуки.

— Она явится к нам? Сейчас? — сказал я.

Все замолкли и вслушивались в шаги за дверью. Но они прошли мимо и направились дальше вверх. И тут же вернулись назад, процокали вниз и стихли. Я подошел к окну и посмотрел на улицу. В платье, безо всякой верхней одежды и в одной туфле она вывалилась из дома на белую проезжую часть. Махнула рукой, мимо ехало такси. Оно остановилось, соседка загрузилась в машину.

— Она села в такси, — сообщил я. — В одной туфле. В силе воли ей не откажешь, во всяком случае.

Я вернулся за стол, и разговор перетек на другие темы. Около двух ночи Андерс с Хеленой засобирались домой, надели тяжелое зимнее пальто и куртку, обнялись с нами и вышли в ночь, Андерс нес спящую дочку на руках. Гейр и Кристина через полчаса тоже ушли, Гейр не сразу, с полдороги он явился обратно с туфлей на высоком каблуке в руке.

— Я как принц из «Золушки», — сказал он. — Что мне делать с туфлей?

— Поставь ей под дверь. Пока-пока, мы спать ложимся, — ответил я.

Когда, убрав со стола и запустив посудомоечную машину, я вошел в спальню, Линда уже спала. Но не крепко, потому что она открыла глаза и сонно улыбалась мне, пока я раздевался.

— Хороший вечер получился? — сказал я.

— Да, хороший, — сказала она.

— Думаешь, они довольны? — спросил я, укладываясь и прижимаясь к ней.

— Думаю, да. А тебе кажется, нет?

— Надеюсь, да. Во всяком случае, мне было хорошо.

В отблесках света от уличных фонарей пол чуть блестел. В спальне никогда не бывало совсем темно. Или совсем тихо. На улице по-прежнему взрывались петарды, голоса за окном звучали то громче, то тише, проезжали машины, по мере свертывания праздника все чаще.

— Но соседка меня пугает, — сказала Линда. — Мне неуютно жить с ней рядом.

— Понимаю, — сказал я, — только мы мало что можем сделать.

— Это да.

— Гейр считает, что она проститутка.

— Конечно, это понятно. Работает в эскорт-фирме.

— Откуда ты знаешь? — удивился я.

— Это совершенно очевидно.

— Мне нет, — сказал я. — Мне бы такая мысль не пришла в голову даже через сто миллионов лет.

— Ты очень наивный, в этом дело, — сказала Линда.

— Возможно, — сказал я.

— Да-да, еще как.

Она улыбнулась, потянулась и поцеловала меня.

— Спокойной ночи, — сказала она.

— Спокойной ночи, — сказал я.

Мысль, что вообще-то нас в кровати трое, давалась мне с большим трудом. Но на самом деле так и было. Ребенок в животе у Линды уже полностью развился; единственное, что разделяло нас с ним, — полоска кожи и плоти в сантиметр толщиной. Родиться он мог в любой день, и Линда была полностью этому подчинена. Она не бралась ни за что новое, почти не выходила из дома, берегла свой покой, обихаживала себя и свое тело, подолгу лежала в ванне, смотрела в кровати фильмы, дремала и засыпала. Ее состояние походило на анабиоз, но тревога не отпускала ее полностью. Сейчас ее беспокоила моя роль в предстоящем процессе. На курсах подготовки к родам нам рассказывали, как важно роженице и акушерке быть на одной волне, а если вдруг этой тонкой связи между ними не возникает и начинаются трения, то важно сообщить об этом как можно раньше, чтобы успела подключиться другая, возможно более подходящая акушерка. Мужчина во время родов исполняет в основном роль посредника, рассказали нам далее, он лучше всех знает свою женщину, понимает, чего ей хочется в каждый момент, и, поскольку сама женщина занята своим делом, должен донести ее запросы до акушерки. Тут Линда начинала вглядываться в меня. Я говорю по-норвежски, сможет ли акушерка вообще понять мои слова? Я, что еще сложнее, человек неконфликтный и стараюсь никого не обидеть, смогу ли я отказаться от потенциально ужасной акушерки и потребовать новую, невзирая на все сопутствующие конфликту неприятные моменты?