глаза пылали несвойственным ангелам огнём. Мокрые крылья обнимали дрожащее от холода и вожделения тело.

Сквозь нависшие над ангелом прозрачные стены проступали полуневидимые черты то ли лиц, то ли их странных пародий. Мелькали стремительные силуэты фантастических существ, проносились неузнанные слова и непонятые призывы. Видела ли она всё это, видел ли я сам? Я никогда не узнаю правды, я потерял счёт минутам, я не мог оторваться и спросить, переспросить и не понять. Я словно сам был там, вместе с ней, с замершим сердцем ожидая развязки этого долгожданного свидания.

А развязка, по всей видимости, была близка или хотя бы относительно близка. Элати, что-то звеняще крича на языке Рая, приближалась ко дну Коцита. Никто не знал, насколько глубок Коцит и глубок ли. Никто не знал, есть ли у него дно, и оказалось, что есть. Это был всё тот же лёд, но лед, который не таял в такт желаниям тела жрицы. Леди упала на него, разбросав свои руки и волосы. Губы её находились в постоянном движении, шепча одной ей известные слова. Глаза закрылись, сменившись подрагиванием век. Грудь неровно поднималась, плохо подстраиваясь, под рваный ритм бешено бьющегося сердца.

В мгновениях от ангела из казалось незыблемой тверди вынырнул острый кусок льда. Через несколько секунд таких кусков стало несколько десятков. Они заключили леди в холодную клетку, выбраться из которой казалось невозможным. Элати лежала лицом вверх, вновь открыв золотые глаза. Страсть прошла, сменившись усталостью и фатализмом. Она сделала всё, что могла и теперь ждала последней милости Коцита.

Куски льда, равнодушными стражами опоясывающие её тело, пришли в движение. Врезаясь друг в друга, они сливались в одно жёсткое покрывало, которое обрекающее накрывало ангела. Через минуту я мог разглядеть лишь её застывшее в испуганном ожидании лицо, а ещё через миг не стало и его. Коцит властно укрыл жрицу своим холодным одеялом.

Я долго смотрел на этот ледяной саркофаг, и, когда уже потерял последнюю неверную надежду снова увидеть мою крылатую спутницу, Коцит решил отпустить свою добычу. Одеяло льда, покрывающее Элати, начало медленно таять. Но я не увидел слёз исчезающего льда, а после того, как первые фрагменты ангельского тела начали представать передо мной, я понял почему.

Весь неумолимо тающий лёд не растекался в стороны, но погружался в тело всё ещё неподвижного ангела. Коцит входил в неё, не спрашивая разрешений и советов. Он оставлял в посланнице неба частицу самого себя, частицу самого Ада. Он навсегда оставлял в сердце ангела кусок безвременного льда. Он оставлял ей свою память, свою скорбь, свою непостижимую душу, свой замерзший смех. Он давал ей неизмеримо больше того, с чем можно просто продолжать жить. С этой роковой секунды у неё больше не было жизни, лишь та цель, та мечта, с которой она пришла к этим берегам и которая была благосклонно принята Великим Коцитом.

Глаза ангела резко распахнулись. И теперь вместо мягкого золота в них блистали алмазы льда. Она часто и глубоко задышала, непонимающе оглядываясь по сторонам. Я услышал её громкий, изрезанный крик. А в следующий миг её тело устремилось вверх на поверхность озера.

И в этот же миг мой взгляд швырнуло обратно. Я обернулся, но любителя ответов на чужие загадки больше не было рядом. Он тактично удалился в свои однообразные чертоги, получив от нашей встречи всё, что считал необходимым. А потом мне стало не до него.

Лёд Коцита взорвался, извергая из себя принявшего его суть ангела. Элати взлетела метров на десять вверх, раскинув крылья и не сдерживая рвущий душу крик. Она тяжело полуопустилась-полуупала на вновь застывшую в вечном раздумье поверхность Коцита.

Я по возможности мягко притянул дрожащую жрицу к себе и накинул на покрытые холодом плечи плащ.

— Вот и всё, крылатая, — я очень хотел в это верить, — вот и всё.

Она посмотрела на меня обретёнными ледяными глазами и сделала слабую попытку улыбнуться. Попытка, увы, провалилась.

Я подал ей заранее собранную одежду и меч. Элати молча оделась и в изнеможении села, устремив свой взор на ставшее частью её озеро. Я не стал торопить, хотя крайне хотелось, наконец, убраться поближе к тем землям, где властвовал благословенный огонь. Но леди с избытком заслужила эти, наверное, лишние минуты одинокого прощания.

Когда она, наконец, встала, лишь одна слеза тяжёлой каплей упала на край Великого Коцита. Глубоко вздохнув и поправив преданно прильнувший к ней меч, жрица криво улыбнулась и какими-то пьяными глазами посмотрела на меня.

— А может, всё лишь началось, — тревожные морщины легли на её высокий лоб, — ведь до заката ещё так долго, а рассвет я, кажется, проспала. И ведь ещё многие отвернутся, если спросить их об этом. А может, я и сама отвернусь, а может и ударю. Ведь иногда становиться так страшно. Ведь верно, мастер?

— Верно, крылатая, верно, — признаться, я мало понял из сказанного, — но, нам пора, здесь слишком много льда.

— Веди, мастер.

Это была длинная лестница. Неведомо кем вырезанные во льду ступени упрямо устремляли вверх и мы, соперничая с ними упрямством, поднимались всё выше и выше, вырываясь из-под тяжёлого взгляда Коцита. Разговаривать сейчас было не очень, да и, честно говоря, не очень хотелось. Все силы уходили на этот проклятый подъём, который должно быть был в дальнем родстве с вечностью. Но, только в дальнем, ибо в итоге кончился и он.

Я не сдержал торжествующего возгласа, когда мои ноги, наконец, ступили на более-менее безльдистую поверхность. Элати отделалась ещё одним тяжёлым вздохом. Заставив рвущееся вдаль тело отдохнуть десять коротких минут, я поспешил оставить лёд Коцита как можно дальше от моей и без того изрезанной души. Каждый шаг заставлял меня всё выше и увереннее поднимать усталую голову. Каждый шаг трепетно улыбался вместе с моим сердцем. Грустить и переживать будем потом, когда под ногами будет не лёд, а влюблённая во все дороги пыль.

— Стойте!

Громкий повелительный окрик резко развернул меня в сторону его, уже ненавистного мне хозяина. Рукояти мечей радостно легли в ладони. Разум привычно очистился, настраиваясь на очередную битву. Хотя до битвы дело доводить крайне не хотелось. К нам уверенным быстрым шагом приближались уже безприветливо знакомые Стражи льда.

— Стойте, — повторил, видимо, тот же дьявол, что и разговаривал с нами ранее. Они встали вокруг нас упругим полукругом, в руках опасно блестели все те же ледяные копья.

— Стоим, — я всё ещё мечтал решить дело миром, вот только опыт говорил о том, что опять придётся убивать.

— Пускай твой спутник покажет лицо, — лицо