сад. Королева сумела найти предлог, чтобы удалить всех дам из своих покоев; она сама вместе с госпожой Малеотской вышла открыть потайную дверь, и оба рыцаря, сложив доспехи и привязав в укромном месте коней, проследовали за ними кто в одну опочивальню, кто в другую. Сладостна была им эта ночь, первая ночь, когда им были дарованы все радости, приберегаемые для нежнейших влюбленных. Перед рассветом королеву обуяло желание пойти, не зажигая огня, и ощупать расколотый щит, некогда присланный ей Владычицей Озера. Обе части его соединились, словно бы никогда и не были разделены. Так она узнала, что из всех женщин она любимейшая. Тотчас она бросилась будить госпожу Малеотскую, чтобы показать ей это чудо. Дама с улыбкой взяла Ланселота за подбородок, не без того, чтобы он зарделся поневоле, признав в ней ту, что так долго держала его в заточении.

– Ах, Ланселот, Ланселот! – сказала она, – я вижу, у короля уже нет иного превосходства над вами, кроме Логрской короны!

И поскольку он не нашелся с уместным ответом, королева сказала:

– Любезная моя Малеот, если я дочь короля, то он сын короля; если я хороша собою, то и он хорош; и к тому же он храбрее всех храбрецов. И потому мне не приходится краснеть, что я выбрала его своим рыцарем.

Утро возвестило им, что пора расставаться, уповая на скорое продолжение сих нежных бесед.

А между тем колдунья Камилла велела вывесить на зубцах Скалы щиты короля Артура и Гарета. Велико было изумление и горе Бретонцев, когда они заметили их. Им было непостижимо, как могли Сены захватить такую добычу; они лишь гадали, что, мол, тех окружили, когда они вышли разведать вражеский стан. Как только королева узрела эти скорбные трофеи, она призвала мессира Гавейна и Ланселота.

LV

Ланселот и мессир Гавейн уже собрались к опечаленной королеве, когда в их шатер вошла та девица, которая на днях указала им место, где Бретонцы разбили свой стан. Рыцари наши не подозревали, что она подослана злокозненной Камиллой: она пришла требовать, чтобы они сдержали данное ей слово.

– Сударыня, – сказал мессир Гавейн, – вы выбрали неудачное время: у нас и без того дел полно.

– Вот я и пришла вам помочь. Знайте, что Ирландцы хотят увезти на свой остров короля Артура, дабы вернее стеречь его. Я предлагаю вам способ их упредить; вам всего лишь надо последовать за мной.

– Премного благодарны, сударыня, – ответил мессир Гавейн. И без промедления наши четыре рыцаря – мессир Гавейн, Ланселот, Гектор и Галеот – вооружились, сели верхом и поехали за девицей вплоть до первых заграждений Скалы-у-Сенов.

– Короля поведут одним из этих проходов, – сказала она, – вам надо караулить их раздельно, а я пока войду и вернусь к вам, когда настанет время.

Она ушла и оставила открытой потайную дверцу, которую умела отпирать. Наши четыре рыцаря остались на страже, и вскоре Ланселот услышал зов девицы: «Помогите! Помогите!». Он ринулся во двор и вблизи увидел двадцать латников, которые напали на двух рыцарей в доспехах короля Артура и Гарета. Он налетел на них; но те, кого он думал защитить, схватили его и сбили с коня долой. Остальные на него набросились, отобрали меч и велели сдаваться, если жизнь ему дорога.

– Скорее я умру, чем запрошу пощады у предателей!

С него сорвали доспехи, связали ему руки; его отвели в надежную темницу.

Другие три соратника начали терять терпение. Наконец, Галеот заметил рыцаря, одетого в доспехи, только что бывшие на Ланселоте, и ему почудилось, что тот взывает о помощи. Галеот устремился вперед; но его, подобно Ланселоту, окружили два десятка негодяев, сбили с коня, связали и бросили в темницу. Та же засада ожидала Гектора и мессира Гавейна. Разоружив одного за другим, их связали и отвели в обширное подземелье, где у них было вдоволь времени, чтобы проклинать посланницу коварной колдуньи.

А тем временем королева ждала Ланселота и мессира Гавейна. Каково же было ее горе и отчаяние, когда она узнала от Лионеля, что некая девица увела их и, несомненно, предала, коль скоро они не вернулись обратно. Назавтра и она, и все Бретонцы из войска увидели щиты четырех рыцарей, вывешенные на стенах Скалы-у-Сенов рядом со щитами короля Артура и Гарета. В довершение невзгод Сены собрались в тот же день напасть на войсковой стан; для того Камилла и заманила в Скалу самых грозных бойцов из вражьего воинства, чтобы вернее обеспечить удачу своим. Королева тут же призвала мессира Ивейна Уэльского, который, прежде чем идти к ней, счел нужным посоветоваться с рыцарями, бывшими с ним в поиске Ланселота. Она встретила его в слезах у подножия башни.

– Госпожа, – сказал Ивейн[163], – я не вправе войти в ваши покои, пока не доведу до конца предпринятый поиск; но я предлагаю вам все, что мне позволено вам дать. Понадеемся, что Бог нам поможет справиться с этой напастью.

– Ах! Ради Бога, мессир Ивейн, спасите честь короля!

Мессир Ивейн поддержал ее, и слезы его смешались с ее слезами. Решено было, что завтра он заступит место короля и что ему будут повиноваться, как самому королю. Королевский стяг был отдан в руки Кэя, как того требовала его сенешальская служба.

Сены выступили из стана ровным строем, будучи вполне уверены в успехе нынешнего дня. Мессир Ивейн разместил и обустроил оборону, в чем ему необычайно помог король Идер Корнуайский. Король этот впервые появился верхом на коне, облаченном в железные латы, а не в красную кожу или сукно, как обычно бывало до тех пор. Вначале пытались его за это бранить, а кончили тем, что переняли и тем самым его одобрили. Он ввел и второе новшество: поднял знамя со своим гербом, поклявшись всегда нести его впереди прочих знамен и не отступать ни на шаг. Было оно белым, с большими червлеными полосами (или лентами); поле из сафьяна, а полосы из английского алого сукна; ибо в те времена знамена были не шелковые, а кожаные или суконные[164].

Никогда еще содружество Круглого Стола не воевало лучше без короля Артура: ни один вражий полк не мог остановить отважного Идера: за весь день он ни разу не отвязывал шлем и до конца держал свою клятву идти вперед, пока останется кого рубить среди язычников.

– Даруй мне Боже милость исполнить мой обет, – восклицал он, – даже ценою моей жизни! Лучшей смерти и пожелать нельзя.

Наконец, Сены отступили, и началась погоня; во главе преследователей неизменно был могучий конь Идера. На