Затерянном острове. Чтобы добраться туда, им пришлось вести новые битвы: вначале против двух рыцарей Галеота, затем против Короля с Сотней Рыцарей и самого Ланселота. Лионель прибыл от Логрского двора как раз вовремя, чтобы прервать эти битвы вслепую и позволить мессиру Гавейну обняться с Ланселотом. Затем возлюбленная Агравейна, зная, что мессир Гавейн должен быть в Сорелуа, приехала напомнить ему, что его брату нужна кровь первейшего из рыцарей. Мессир Гавейн не забыл об этом. Вначале он отвел Галеота и Ланселота в сторону, чтобы спросить, нет ли у них охоты податься в войско короля. У них такое намерение было; но, как и пожелала королева, они настояли на том, чтобы явиться туда не иначе как переодетыми в безымянные доспехи.

– Я последую вашему примеру, – сказал мессир Гавейн, – мы выедем в конце этой недели, а до того у нас еще будет время, чтобы нам пустили кровь.

У Ланселота сроду не было нужды в кровопусканиях; однако он ни в чем не хотел отказать мессиру Гавейну. И потому он позволил отворить себе вены, а девица собрала кровь и поспешила отвезти своему другу. Чуть только Агравейна слегка окропили ею, как он почувствовал, что жар в его язвах утих; рука его обрела былую силу, подобно тому, как прежде кровь мессира Гавейна вернула силу больной ноге.

К исходу недели они покинули Сорелуа и уже подходили к рубежам Шотландии, когда появилась некая девица и спросила, не желают ли они знать, где стоит войско короля Артура.

– Безусловно, сударыня.

– Я вам скажу, если вы взамен дадите слово следовать за мною в течение часа туда, куда я вас поведу, и с той минуты, как мне будет угодно это потребовать.

Все четверо согласились.

– Войско короля, – сказала она, – стоит в двенадцати лье от Арестуэля Шотландского, возле Скалы-у-Сенов.

То была крепость, возведенная еще во времена женитьбы Вортигерна на сестре Хенгиста[160]. Обитала в ней прекрасная Камилла, сестра короля Харгодабрана Саксонского. В искусстве ворожбы Камилла не уступала ученостью Вивиане и Моргане. Король Артур, будучи ею околдован, безумно полюбил ее, и она не теряла надежды побудить его переступить порог Арестуэля.

Следует помнить, что мессир Гавейн и все двадцать его соратников давали слово вернуться, если королю придет нужда призвать их ранее, чем поиск их будет успешно завершен; но тогда им надлежало явиться в безымянных доспехах. А поскольку и Ланселот со своей стороны желал остаться неузнанным, мессир Гавейн до некоторых пор еще не мог огласить прилюдно свой успех, а стало быть, и показаться на глаза королю Артуру. Условились на том, что он хотя и уведомит собратьев об обретении Ланселота, однако даст им понять, что время возвестить об этом еще не настало. Он нашел их в шатрах, разбитых поодаль от общего стана. Не видно было только Сагремора, плененного новой возлюбленной так надолго, как он едва ли ожидал. Мессир Гавейн велел поставить шатры себе и своему юному другу Гектору недалеко от своих сподвижников-искателей.

– Что это за рыцарь вместе с вами, – спросил Кэй-сенешаль, – он один из наших?

– Нет, сенешаль; но, думаю, вряд ли вы забудете того, кто сбил вас у Соснового Ключа.

– Этого довольно: за его доблесть мы ручаемся.

Галеот и Ланселот расположились в шатре у мессира Гавейна. Шатер этот был поставлен между городом Арестуэлем и станом короля. При наших рыцарях были десять храбрых оруженосцев, не считая славного Лионеля.

Они провели там одну ночь, когда король, горя нетерпением ринуться в бой на глазах у прекрасной Камиллы, дал знак садиться верхом, переехал брод и погнался за Сенами до самого их логова. Гектор, мессир Гавейн и девятнадцать их соратников со множеством своих людей собрали сильный полк и подошли к Бретонцам, когда бой уже был в разгаре и Сены, отойдя от первого испуга, стали сминать скудные ряды нападавших. Галеота с Ланселотом запоздало известили, что Бретонцы бьются с Сенами; они облачились, Галеот – в доспехи Короля с Сотней Рыцарей, а Ланселот – в обыкновенные свои доспехи, но с белой перевязью поперек черного поля щита и с лентой, реющей на шлеме. Впервые был явлен приметный знак такого рода[161]. Они прибыли к подножию башни, где стояла королева Гви-невра с госпожой Малеотской; и когда они подняли взоры к зубцам и узнали своих дам, Ланселот едва смог удержаться в седле. Лионель сопровождал их в шапке и кольчуге простого ратника; королева велела одной из своих девиц позвать его; он спешился, прислонил к башенной стене копья, которыми заняты были его руки, и взошел на первые ступени. Гвиневра спустилась ему навстречу.

– Лионель, – сказала она торопливо, – пусть самый разгар турнира[162] окажется в виду у башни.

Лионель вскочил на коня, подхватил свои копья и помчался к Ланселоту передать слова королевы. Но Ланселот был до того погружен в свои грезы, что не видел, как Лионель заходил в башню. Даже не дослушав, он ответил:

– Я сделаю все, что угодно королеве.

Дабы вернее вникнуть в события того дня, следует помнить, что Бретонцев отделял от неприятеля водный поток. На берегу, занятом Бретонцами, стояла башня королевы; на другом берегу – Скала-у-Сенов, а поодаль – стан язычников. Будучи захвачены врасплох, они вначале понесли немалый урон; но затем, вооружась и вдвое превосходя числом, едва не вынудили Бретонцев отойти обратно за реку, когда вовремя подоспели мессир Гавейн и девятнадцать его соратников, а за ними Ланселот с Галеотом, и оттеснили Сенов до первых заграждений их стана. Между тем Лионель, дивясь, что Ланселот не соблюдает слова, данного своей даме, бросился к поводьям его коня и повторил, что королеве крайне желательно, чтобы битва была перед башней. И вот Ланселот в полном смятении.

– Лионель, – говорит он, – вернись к моей госпоже и спроси ее, желает ли она по-прежнему, чтобы мы перешли на ее берег.

Лионель повиновался, и королева при виде его спустилась с башни и повторила, что такова ее воля. Как только Ланселоту был передан ответ, он подъехал к мессиру Гавейну и его собратьям.

– Я знаю, – сказал он, – как отдать королю в руки столько богатых пленников, сколько ему угодно. Для Бретонцев вы не более чем странствующие рыцари; обратитесь на время против них и гоните их за реку; тут Сены, ободренные новой подмогой, не преминут пуститься за ними, а когда они переедут брод, преследуя наших, вы развернете коней и ударите по ним так, как вы это умеете; тогда наши воины снова возьмут верх, а язычники в ужасе