он после осмотра. — Я сообщу вашим родным и близким, что можно вас навещать. И будьте уверены, скучать вам они не дадут. Я появлюсь через два дня на третий. И если ваше выздоровление будет идти прежними темпами, будем пробовать вставать, а там о возвращении в Тамбов подумаем.

Первым ко мне заявился, разумеется, Боголюбов. С рукой на перевязи, но в мундире.

— Владимир Антонович, рад, что вы так быстро поправляетесь. Я ведь вам дважды жизнью обязан. Первый раз там, в спальне княгини. Вы смогли отпор бандитам дать, перевязали, кровью не дали истечь. А после, когда появился этот, с тросточкой… Я ведь совершенно беспомощен был, да и безоружен. И кабы не вы, там бы и остался. А каков был выстрел! С двадцати шагов из короткоствольного револьвера и точно в цель.

— Убил? Ранил?

— Ранили. Теперь под суд пойдет, мерзавец. За ним столько числится, что либо пожизненная каторга, либо виселица, считай, обеспечены.

— А сам Травин?

— Издох, собака. Доктор сказал, болевой шок. Больно удачно вы в него попали, бедренный сустав разнесли в крошки. Вот ваш «кольт». Самым тщательным образом вычищен и смазан. И заряжен, конечно.

Инспектор поднялся и осторожно, чтобы не стукнуть, положил револьвер на один из комодов.

— А это, — из другого кармана Боголюбов достал кусок смятого металла, — то, что спасло вас, Владимир Антонович.

— Что это?

— Ваш скорозарядник. Он у вас во внутреннем кармане сюртука лежал, и аккурат с левой стороны. В него пуля и попала. Если бы не он, точно в сердце бы угодила. Конечно, вам еще повезло, что она по капсюлю не ударила, а то было бы как в биллиарде. Но вам и так изрядно досталось.

Действительно: после перестрелки в доме прадеда, я обзавелся таким устройством, и принялся таскать его с собой вместе с револьвером. Вот и пригодилось, правда, не тем способом, на который я рассчитывал.

Боголюбов, не обращая внимания на мои размышления, продолжал свой рассказ:

— Хорошо еще, у бандитов револьверы все были с глушителями. А они с одной стороны звук выстрела гасят, а с другой убойность пули снижают. Я ведь ходил в спальню, смотрел комод, за которым вы прятались. Самую малость не хватило. Доска на выходе вспучилась, но пробить её пуля всё же не смогла, застряла в дереве. И вот вам новый скорозарядник, поудобней прежнего.

— Ну что вы, Платон Сергеевич! — попытался я сопротивляться.

— Не спорьте. Я по вашей милости не только в живых остался, но и в чине поднялся, и, возможно, должностью прирасту. И если слухи не врут, то Станислав, давеча мне обещанный, будет с мечами, как пролившему кровь при исполнении служебных обязанностей. Так что я еще и за это вам обязан.

Тут Глафира сочла, что визит затянулся, и принялась выпроваживать гостя. Тот, не в силах спорить с женщиной, поспешил ретироваться, крикнув от дверей:

— Я через неделю к вам ещё забегу!

За эту неделю у меня перебывали все: и мои дети, и Клейсты, и даже отцы города и губернии. И, конечно, Лиза. Она пришла на другой день после Боголюбова. Присела рядом, всплакнула, посетовала на мою худобу. А после, переглянувшись с сиделкой и безмолвно с ней договорившись, принялась кормить меня с ложечки, потом пичкать порошками и микстурами. Я не сопротивлялся. Во-первых, не имел для этого достаточно сил, а во-вторых, желания. Напротив, я откровенно любовался девушкой. Одетая в светлое платье модного покроя, с красиво уложенными волосами, она совершенно преобразилась. И тогда, в Питере, в своём чудовищном дорожном платье, Лиза была красива. Сейчас же и вовсе стала совершенно неотразима. И я лежал, откинувшись на подушках, послушно открывал рот, получая очередную ложку картофельной запеканки, и наслаждался зрелищем. Лиза же, видя и понимая это, ничуть не смущалась. Даже, мне показалось, напротив: старалась показаться мне с наиболее выгодного ракурса. А в конце своего визита, оглянувшись на Глафиру, быстро чмокнула меня в губы, покраснела и стремглав убежала, забыв произнести слова формального прощания.

Через неделю Боголюбов, как и обещал, пришел снова. На этот раз не один: с ним прибыла целая куча гостей. Мне к тому времени было разрешено вставать, и я, пусть пока что в домашнем халате и комнатных туфлях, принимал всех в небольшой гостиной, предваряющей собственно спальню.

Мест прибывшим едва хватило, даже пришлось принести пару кресел из других комнат. Наконец, все расселись: доктор Кацнельсон, инспектор Боголюбов с подвешенной на перевязи рукой, Лиза, мои дети — все трое, старик Шнидт, Клейст с супругой. Старый Тенишев вошел твердым, уверенным шагом, хотя и опираясь на палку. Внимательно поглядел на меня, удовлетворенно кивнул и уселся в приготовленное для него кресло.

Слуги подали напитки, десерт — кто что спросил. Какое-то время гости шушукались, пока старый князь не потребовал:

— Ну что, Платон Сергеевич, расскажи нам, что ты открыл. Тайну следствия это теперь не составляет, так поведай нам итоги. И успокой насчет дальнейших нападений.

Боголюбов чуть сконфуженно отставил на столик тарелку с надкусанным пирожным и поднялся на ноги. Кажется, намечалась лекция в духе Шерлока Холмса и Эркюля Пуаро.

— Позвольте заметить, дамы и господа, что дело это было непростое. И даже не одно дело, а несколько. Как-то так вышло, что наш любимый и уважаемый Владимир Антонович стал костью в горле сразу у нескольких преступников, каковые и пытались его убить на протяжении прошедшего года. Я начну по порядку. Первое покушение случилось почти год назад на Тамбовском ипподроме. Тогда, как могут некоторые помнить, случилась авария с мобилем Владимира Антоновича. Следствием абсолютно точно установлено, что была она следствием выстрела из духового ружья. Пуля тогда угодила в гогглы и повергла гонщика в бессознательное состояние. Стрелка полиция отыскала, арестовала и в настоящее время он ожидает суда в Тамбовской губернской тюрьме. Заказчиком же выступил известный вам баронет Вернезьев, ныне лишенный титула и ожидающий суда вместе со своими подельниками. Он организовал преступное сообщество, которое занималось мошенничеством с помощью тотализатора. Он потребовал у Маннера, команда которого была фаворитом гонки, проиграть. Тот, будучи человеком крайне вспыльчивым и самолюбивым, отказал. И тогда гонщика Стриженова попытались убить. В тот же день напуганный Маннер уволил Стриженова из команды. Разумеется, Вернезьев действовал через посредников, коими выступали бандиты шайки Травина. Два негодяя наладили, как принято сейчас говорить, взаимовыгодное сотрудничество.

Вот так фокус! Мне стало многое понятно, в том числе и поведение Маннера. Он