просто боялся, что следующей жертвой будет он сам! В любом случае, поделом ему. Говорят, команда «Успех» совершенно разорилась.

— Платон Сергеевич, а что с тем случаем, когда был убит племянник подруги помещицы Томилиной? — спросил я. — Мне казалось, что на самом деле целью убийцы был именно я.

— Нет, и это совершенно точно. Целью убийцы был именно что племянник подруги, так что пусть ваша совесть спит спокойно. А вот исполнителем заказа выступил опять-таки один из бандитов Травина. И тут везение Травина кончается, он начинает раз от раза терять своих людей. Но вернемся к нашей теме. Следующее покушение состоялось во время сентябрьского ралли. И опять Вернезьев выступил заказчиком убийства, а Травин — исполнителем

— Папа, — подала голос Анастасия Платоновна. — Но ведь стреляли в мою машину, а я как раз тогда была гонщиком Вернезьева.

— Это, Настя, ошибка исполнителя, — вздохнул Боголюбов. — Тогда у мобиля команды «Молния» случилась поломка, устроенная, кстати, подручными всё того же Вернезьева, и вы опередили его. У стрелка же был приказ выстрелить в того, кто появится первым. Этот казус основательно запутал следствие, но в итоге мы смогли во всем разобраться. Покушение же у дома Томилиной было местью Вернезьева за чрезмерное сближение господина Стриженова и баронессы Сердобиной. Вернезьев сам имел виды на баронессу, и не желал, чтобы рядом с ней появился хотя бы потенциальный кандидат в мужья.

Эх, Платон Сергеевич! Ну разве можно так резать правду-матку? Вон, как нахмурилась Лиза. Теперь мне предстояло изрядно постараться, чтобы убедить невесту в том, что это было невсерьез, давно и вообще неправда. А Боголюбов, ничего вокруг не замечая, подобно токующему тетереву, продолжал речь:

— Ну а последний случай, произошедший считанные дни назад, стоит несколько наособицу. Как вы все знаете, Владимир Антонович согласно прошению его сиятельства князя Фёдора Васильевича Тенишева, утвержден государем императором в качестве наследника рода Тенишевых и, соответственно, введен в княжеское достоинство. Однако, не всем это оказалось по нраву. Глава московской ветви Тенишевых рассчитывал после смерти Федора Васильевича завладеть состоянием тамбовской ветви рода и тем поправить свои совершенно расстроенные дела. Узнав о появлении наследника, он попытался организовать убийство. С этими целями он нанял двоих уголовников для установки в мобиль «Молния» бомбы. По счастливой случайности, покушение не удалось, преступники были схвачены с поличным в момент установки адской машины. Тогда был сделан заказ Травину: по возвращении в Тамбов Владимир Антонович должен был быть убит. Но заказчик узнал о подписании прошения, а также о том, что Владимир Антонович увел у него из под носа молодую невесту.

Тут Боголюбов остановился и пристально поглядел на Лизу. Та смутилась, залившись краской, а довольный инспектор продолжил:

Так вот, главу московской ветви Тенишевых прямо на балу в честь окончания гонок хватил удар, от которого он благополучно скончался. Травин же решил проявить некое благородство и выполнить оплаченный заказ несмотря на то, что заказчик к тому времени отправился в мир иной. Чем закончилась эта попытка мы все знаем. Вот, собственно, и все, дамы и господа.

Я не стал говорить о германском следе, о баронессе фон Велсберг и об угрозах господина Винкельхока. Время для этого еще придет. А сейчас пусть все собравшиеся порадуются тому, что всё закончилось и что будущее, которое нас ожидает, непременно светлое и безоблачное.

— А как же шкатулка? — вдруг спросила Лиза.

— Какая шкатулка? — не сразу понял я.

— Ну как же? Музыкальная шкатулка твоей бабушки. Ты ведь ради неё к Травину поехал! Я её привезла. Мы с Альфредом Карловичем уж смотрели-смотрели, так ничего и не нашли, а ломать не хотели.

Шнидт в подтверждение этих слов усиленно закивал головой.

— Владимир Антонович, — произнес он своим скрипучим голосом. — В процессе тщательного осмотра шкатулки я нашел небольшую прорезь, куда мог бы быть вставлен перстень, но тот, что из Варенькиного гарнитура, совершенно точно не подходит.

Я задумался. В записке шла речь о перстне. Но, может, мы что-то упустили?

— Альфред Карлович, скажите, а та записка, она у вас при себе?

— Разумеется.

Шнидт бережно вынул из бумажника пожелтевший листок и подал мне. Я внимательно перечитал весь текст. В записке ясно говорилось о том, что ключом является перстень. Но о том, что это будет именно перстень из набора, не говорилось ни слова. А какой перстень был у матушки при себе? Конечно, родовой перстень Тенишевых!

— Альфред Карлович, а где находится та самая прорезь? — спросил я.

— Я знаю, я покажу!

Лиза вскочила со стула и подбежала ко мне, держа в руках шкатулку.

— Вот, смотри!

Под крышкой и впрямь была узкая щель, как раз для ободка перстня. Я снял с пальца фамильный перстень, осторожно вставил его в щель, пошевелил, слегка нажал. Внутри шкатулки щелкнуло, и в боковой стенке откинулась узкая планка, под которой лежал небольшой ключ. Примерно такой же был у Степана, ныне покойного, и открывал он банковскую ячейку.

Глаза Лизы тут же загорелись любопытством. Все-таки, при всем своем уме и рассудительности, она еще во многом ребенок.

— Платон Сергеевич, — поглядел я на Боголюбова, — вы ведь поможете Елизавете Петровне добыть наследство её свекрови?

— Разумеется.

Представление окончилось. Публика стала подниматься с мест, но была остановлена вопросом госпожи Клейст:

— Папа, а как ты так ловко узнал обо всем?

Боголюбов ничуть не смутился:

— Как, разве я не сказал? Этот мерзавец Травин вел подробный дневник.

Эпилог

Князь Тенишев давал традиционный бал в честь годовщины свадьбы своего правнука. Народу собралось со всей губернии, и даже из-за её пределов. Статус мероприятия был лишь на пару ступенек ниже императорского бала, а по губернским меркам это и вовсе было главное событие сезона.

Мы с Лизой, уже одетые и готовые к выходу, на минутку забежали в детскую. В кроватках мирно спали близнецы, Андрюша и Верочка. Мамки-няньки дисциплинировано бдели. Сбылась мечта прадеда — подержать на руках, ощутить продолжение рода. В последнее время он здорово сдал и, думаю, вряд ли доживет до следующего бала. Но кто знает, может, и поскрипит ещё годик-другой.

— Ну что, идем? — шепнул я жене.

Та еще раз окинула критическим взглядом детскую, не нашла, к чему придраться и кивнула:

— Идем.

Рука об руку мы вышли в зал и неспешно двинулись через толпу гостей. Нам кланялись, мы улыбались в