Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С минуту она молчала.
– Я помню, как он приехал прощаться с Ортанс, – продолжала Луиза, немного успокоившись. – Я спряталась в доме. Они меня не заметили… Потом он сбежал по ступеням, сел на своего коня и поскакал прочь, не оглядываясь. Я бежала за ним, сколько хватило сил… пока не споткнулась. Когда я поднялась, Леонар уже исчез. А дома у тетки… эти злобные лица, эти торжествующие ухмылки… Я никому из них ничего не сказала, потому что никто из них не понял бы меня. Да им и ни к чему было знать о моих мыслях. А через несколько месяцев пришло то страшное письмо, что Леонар умер… погиб… Я была раздавлена. Я даже не предполагала, что такое может случиться… С кем угодно – но только не с ним! В мечтах я всегда была уверена, что он вернется… и что я останусь с ним. Но это были всего лишь мечты. С тех пор прошло десять лет, и вот мы оказались на корабле… Мы сидели за столом, кто-то шутил, кто-то смеялся… а мне кусок не лез в горло. Ведь никто, кроме меня, не помнил, что это был день гибели Леонара, никому не было до этого никакого дела… И вдруг… случай с теткой… Ее унесли к ней в каюту, потом туда пришел священник, отец Рене… Моя каюта ведь рядом с той, где поселилась она, и через стенку… я вдруг услышала… – Луиза вновь ненадолго умолкла. – Она клекотала, исходя кровью… но ей хотелось облегчить душу, потому что она боялась… боялась того мира, где деньги ничего не значат. И так я узнала то, о чем, наверное, и так уже все подозревали, – о подлоге завещания… о том, как она подговорила Ортанс написать то письмо, чтобы послать Леонара на смерть… Боже мой, оказывается, я жила на деньги, украденные у него! Но не это было хуже всего… Потому что священник… он сказал ей, что бог все простит… Все простит, понимаете? Но разве можно прощать такое?
Амалия закусила губу. Так вот почему на следующий день в читальне у Луизы Сампьер было такое опрокинутое лицо… И вот почему она так странно реагировала, увидев подпись в первом послании…
– А потом, – продолжала Луиза, – начались убийства… появились записки. Я воспрянула духом. Я была бы счастлива, если бы он прикончил их всех – ведь они отняли у него жизнь, и было бы только справедливо, если бы он обошелся с ними точно так же… Адвокат, Проспер и его сестра были уже мертвы. Я поняла, что следующим должен быть Кристиан… и решила не выпускать его из виду. Поймите меня, я вовсе не хотела останавливать Леонара… Мне было важно вновь увидеть его, услышать его голос… Я хотела дать ему понять, что у него есть союзница, которая пойдет за ним до конца. И когда я увидела Ортанс, которая с торжествующей улыбкой выходила из каюты мужа… мне показалось, что весь мой мир рухнул. Я поняла: все это было ложью, Леонар мертв, мертв… и уже никогда не вернется ко мне. А потом я подслушала разговор Ортанс с Феликсом… Они пили шампанское и смеялись, как ловко им удалось всех одурачить. И Ортанс, которая когда-то уверяла Леонара, что ее жизнь без него не имеет смысла, заявила: «Ну наконец-то этот дурачок хоть на что-то сгодился!» Я… скажу вам честно, мадам Дюпон, я все могла стерпеть, только не это. Мне стало так обидно… не за себя, за него… за то, что он был мертв и не мог себя защитить… Тогда-то я и решила, что убью ее. Чтобы она больше не могла смеяться… смеяться над ним.
Амалия отвела глаза. Какая простая – и вместе с тем какая сложная история… Девочка в белом платье… двенадцать лет… ну да, первая сильная любовь… Хотя обычно первая любовь не длится всю жизнь. Очевидно, Деламар был все-таки прав: у Луизы Сампьер совершенно особенный характер.
– Конечно, вы меня осуждаете, – сказала девушка, смахивая слезы со щек. – Мне было совершенно безразлично, что станется с Гюставом, из-за него я бы никогда не пошла на убийство. – Она хлюпнула носом. – Наверное, вы почувствовали, что я ни капли им не дорожу, да?
– Я лишь заметила, что он любит вас гораздо сильнее, чем вы его, – отозвалась Амалия, поднимаясь с места. – Нет, я поняла, что все дело в Леонаре, когда вспомнила, как вы его описывали. Другие члены семьи дали более или менее схожие описания, и только вы утверждали, что Леонар был маленький и невзрачный. Почему вы так поступили? Да просто вы не хотели, чтобы мы его нашли. Кроме того, вы единственная помнили точную дату его смерти… И я решила, что это неспроста.
Она попрощалась с девушкой и вышла, тихонько притворив за собой дверь.
«Теперь остается только проводить в последний путь Ортанс… Бедная Ортанс… Она переступила через кровь, чтобы добиться своего, но все ее метания разбились о детскую любовь маленькой кузины с мечтательными глазами… – Амалия встряхнулась. – Поскорее бы мы прибыли в Нью-Йорк, в самом деле. Это плавание просто измотало меня».
На похоронах не было почти никого. Пассажиры первого класса, на радостях, что все опасности остались позади, пировали в большом салоне. Здесь, на палубе, находились только Амалия, отец Рене и Феликс Армантель с потухшим взором, которого стерегли четверо матросов с Марешалем во главе. Амалия поймала себя на мысли, что ей почти жаль поверженного хищника. Совсем недавно он был такой веселый, красивый, циничный, завораживающий… Теперь же от него осталась одна оболочка.
Мешок с телом скользнул в волны. Губы у Феликса задрожали. Он опустил глаза, но тотчас поднял их и, не отрываясь, следил, как женщина, которую он любил, уходит под воду. Очевидно, в последнее мгновение мешок развязался, потому что на поверхности воды показались прекрасные длинные русые волосы Ортанс. С каким-то всхлипом Феликс ринулся к борту, но вот волосы исчезли, и тело скрылось из глаз.
Марешаль тронул пленника за локоть.
– Идемте, месье Армантель… Все кончено.
Все и в самом деле было кончено. Отец Рене подошел к Амалии и серьезно посмотрел на нее.
– Насколько я понял, вам удалось найти убийц? Мне Марешаль сказал. Поздравляю вас…
Амалия спохватилась, что священнику, наверное, еще не были известны подробности того, как было раскрыто это преступление, и она обстоятельно поведала ему, как догадалась, что записки были подброшены для отвода глаз, а на самом деле убийцы преследовали совсем другую цель. Тут ей очень помог разговор Луизы и Гюстава, подслушанный в читальне, хотя вначале она неверно истолковала его. Она решила, что Проспер высказал сомнение в том, что смерть мадам Эрмелин была естественной, потому что это было созвучно мыслям самой Амалии. На самом деле речь шла совсем о другом.
– Так что вы оказались совершенно правы, святой отец, – закончила она. – Убийства совершались вовсе не из мести, и Леонар Тернон тут совершенно ни при чем.
Священник кивнул.
– Да, – сказал он, глядя на море, над которым сгустились низкие хмурые тучи, – я знал это. Знал с самого начала.
– Знали? – Амалия с удивлением поглядела на него. – То есть как, отец Рене?
– Я, пожалуй, неудачно выразился, – поправился священник. – Я знал, что Леонар Тернон не мог быть замешан в этих преступлениях. Дело в том, мадам Дюпон, – он улыбнулся уголками губ, – что Леонар Тернон – это я.
* * *
Амалия была так поражена, что на несколько мгновений даже утратила дар речи. Леонар Тернон – отец Рене? Не может быть! Или… или все-таки может? Она пристальнее всмотрелась в человека, который стоял возле нее, спокойно щурясь на море. Голубые глаза… у него и впрямь голубые глаза. Но волосы…