Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Священники проводят соборование, – говорит администратор, дружески похлопывая Роланда по плечу. – Это делается, если человек умирает. Ты же не умираешь – будешь жить, но в другом состоянии.
– Нет, мне нужен священник.
– Ладно, я подумаю, что можно сделать.
Оркестр на крыше Лавки уже играет утренний сет. Знакомая танцевальная мелодия резко диссонирует с погребальной песнью, звучащей в голове Роланда. Он вспоминает о том, что Риса тоже играет в этом оркестре. Подняв голову, он видит ее за клавишами. Роланд отлично знает, что она его ненавидит, и все же, подняв руку, машет, чтобы привлечь ее внимание. В такую минуту даже полный ненависти взгляд человека, с которым ты знаком, лучше равнодушия незнакомых людей. Но Риса не смотрит на красную ковровую дорожку. Она не видит Роланда, не знает, что наступил его час. Может, кто-нибудь ей и расскажет, что сегодня его пустили под нож. Интересно, что она почувствует?
Крыльцо медицинского блока в двух шагах – их путь окончен. Осталось преодолеть пять каменных ступеней, ведущих к двери в Лавку мясника. Роланд останавливается у подножия лестницы. Охранники пытаются втянуть его наверх, но он без труда стряхивает их.
– Мне нужно еще время. Хотя бы один день. Я многого не прошу, только один день. Завтра я буду готов. Обещаю!
Оркестр на крыше продолжает играть как ни в чем не бывало. Роланду хочется закричать, но здесь, у крыльца Лавки, его никто не услышит – музыка звучит слишком громко. Администратор подает сигнал охранникам, и они снова хватают Роланда за руки – на этот раз крепче, заставляя подняться на крыльцо. Через секунду его втягивают в здание, дверь беззвучно захлопывается, и окружающий мир исчезает. Даже музыки уже не слышно. Внутрь Лавки звуки не проникают, и Роланду кажется, что инстинктивно он знал, что так оно и будет.
Никто не знает, как это происходит. Сам процесс разборки медики держат в строжайшем секрете, все подробности известны только персоналу медицинских блоков, и за их пределы информация никогда не просачивается. В этом смысле разборка похожа на смерть, потому что никому не известно, какие открытия ждут того, кто скрылся за тайной дверью.
Что нужно, чтобы разобрать на органы ребенка, от которого отказались родители? Для этого нужно двенадцать хирургов, работающих попарно. Пары подбираются по принципу специализации и меняются в зависимости от стадии, на которой находится процесс. Хирургам помогают девять ассистентов и четыре медсестры. Процесс занимает три часа.
С тех пор как Роланд оказался в медицинском блоке, прошло пятнадцать минут. Медицинские работники, которых вокруг много, одеты в однотипную светло-розовую униформу.
Руки и ноги Роланда привязаны к операционному столу эластичными бинтами. С точки зрения медицинского персонала это удобно, потому что, с одной стороны, пациент не в состоянии сопротивляться, а с другой – не может нанести себе увечье.
Медсестра вытирает пот со лба Роланда.
– Расслабься, я буду помогать тебе на протяжении всей процедуры.
Неожиданно что-то острое впивается в шею с правой стороны, а затем то же самое происходит и слева.
– Что это было?
– Больше тебе сегодня не будет больно, я обещаю, – говорит медсестра.
– Что? – спрашивает Роланд. – Вы уже начинаете? Это наркоз? Вы меня усыпите?
Рот медсестры скрывает маска, но улыбку можно угадать по глазам.
– Нет, что ты, – говорит она, взяв его за руку. – Закон требует, чтобы ты оставался в сознании на протяжении всей операции. Ты имеешь право знать, что с тобой будут делать, шаг за шагом.
– А что, если я не хочу этого знать?
– Придется, – говорит один из ассистентов, растирая ноги Роланда специальной медицинской щеткой. – Каждый донор обязан это знать.
– Мы только что ввели катетеры в сонную артерию и яремную вену, – объясняет медсестра. – Сейчас мы откачиваем кровь, вливая вместо нее синтетическое вещество, обогащенное кислородом.
– Кровь отправится прямиком в банк, – добавляет ассистент, продолжая возиться с ногами. – Не будет потеряно ни капли. Скольким людям она спасет жизнь!
– В синтетическом заменителе крови содержится анестезирующее вещество, глушащее рецепторы, передающие нервной системе информацию о появлении боли, – продолжает медсестра, похлопывая Роланда по руке. – Ты будешь в сознании, но больно не будет.
Роланд уже чувствует, как руки и ноги немеют.
– Я ненавижу вас за то, что вы со мной делаете, – выпаливает он, набрав полную грудь воздуха. – Ненавижу. Всех вас.
– Я понимаю.
* * *
С момента его появления в медицинском блоке прошло двадцать восемь минут.
Пришла первая пара хирургов.
– Не обращай на них внимания, – говорит ему медсестра. – Говори со мной.
– А о чем говорить?
– О чем угодно.
Кто-то роняет медицинский инструмент. Со звоном ударившись о стол, он падает на пол. Роланд вздрагивает, и медсестра крепче сжимает его руку.
– Может возникнуть ощущение, что кто-то тянет тебя за лодыжки, – говорит один из хирургов, стоящих в ногах у Роланда. – Но беспокоиться не о чем.
Прошло сорок пять минут.
Вокруг так много хирургов. Они постоянно двигаются, все время что-то делают. Роланд не припоминает, чтобы ему когда-либо в жизни уделяли так много внимания. Хочется посмотреть, что они делают, но медсестра не позволяет ему отвлечься.
Она читала его дело и знает все, что случилось в его жизни. Все хорошее и все плохое. То, о чем он никогда и никому не стал бы рассказывать, и то, о чем он не может не говорить даже в такой момент.
– Мне кажется, то, что сделал твой отчим, отвратительно.
– Я защищал мать.
– Скальпель, – обращается хирург к ассистенту.
– Ты заслужил ее благодарность.
– Ее благодарность в том, что я попал сюда.
– Я уверена, ей нелегко было принять это решение.
– Так, отлично, убирайте, – говорит хирург.
* * *
Один час пятнадцать минут.
Первая пара хирургов уходит, их сменяют новые. Их чрезвычайно интересует живот Роланда. Он смотрит на ноги и не находит их. Ассистент вытирает ту часть стола, где еще недавно были его ступни.
– Я чуть не убил вчера одного парня.
– Теперь это уже не важно.
– Я хотел это сделать, но в последний момент испугался. Не знаю чего, но испугался.
– Не вспоминай об этом.
Раньше медсестра держала его за руку. Теперь она отошла.
– Очень сильный пресс у тебя, – замечает хирург. – Много занимаешься?