Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Естественно, один элемент культуры выступает интерпретантом другого, и таким образом составляются коннотативные цепочки:
(1) Красное = Съедобное = Хорошее = Красивое
Синее = Несъедобное = Плохое = Уродливое
Однако Адам и Ева могут обозначить (и, следовательно, осознать) указанные элементы культуры лишь с помощью каких-либо значащих форм, каких-либо означающих. Поэтому Адаму и Еве дан (а может быть, постепенно усвоен ими? – для наших целей это безразлично) очень простой язык, который достаточен для выражения вышеназванных понятий.
В этом языке – всего два звука: А и Б – которые могут составлять последовательности по формуле X + nY + X. Иными словами, каждая последовательность должна начинаться одним из этих звуков, затем должны идти n повторений другого звука, а в конце должен вновь стоять (в единственном числе) звук начальный. Данная формула позволяет создавать бесконечное число синтаксически правильных последовательностей. Но Адам и Ева знают лишь определенное, конечное число подобных последовательностей, которые однозначно соответствуют вышеназванным элементам культуры. Их язык-код выглядит так:
(2)
АБА = Съедобное
БАБ = Несъедобное
АББА = Хорошее
БААБ = Плохое
АБББА = Змей
БАААБ = Яблоко
АББББА = Красивое
БААААБ = Уродливое
АБББББА = Красное
БАААААБ = Синее
Кроме того, этот язык-код содержит два универсальных оператора:
АА = Да
ББ = Нет,
которые могут означать Разрешение / Запрещение, Существование / Несуществование, Одобрение / Неодобрение и т. д.
В этом языке-коде есть лишь одно правило синтаксиса: соединение двух последовательностей означает, что соответствующие элементы культуры находятся в отношении взаимной предикации. Так, например, сочетание БАААБ. АБББББА означает и «Яблоко – Красное» и «Красное Яблоко».
Адам и Ева могут вполне успешно пользоваться своим эдемским языком. Одно лишь они понимают довольно смутно: правила порождения самих последовательностей. Впрочем, интуитивно они ощущают эти правила и поэтому последовательности АА и ББ воспринимают как аномальные. Кроме того, Адам и Ева не знают, что можно было бы создавать и другие правильные последовательности: отчасти потому, что не испытывают особой нужды в них, так как нет больше ничего такого, чему надо было бы дать имя. Адам и Ева живут в мире целостном, гармоничном, вполне их удовлетворяющем; в их сознании нет ни проблем, ни потребностей.
Описанные выше коннотативные цепочки (1) принимают для Адама и Евы следующий вид:
Таким образом, слова соответствуют вещам (или скорее их восприятию Адамом и Евой), а вещи соответствуют словам. Поэтому для Адама и Евы естественны коннотативные ассоциации типа:
(4) АБА = Красное.
Как видим, это уже метафора в зачаточном состоянии, возникающая благодаря экстраполяции в рамках метонимических цепочек типа (3). Это уже – в зародыше – творческое использование языка. Конечно, языковое творчество (как и информация, благодаря ему обретаемая) здесь минимально, потому что все метонимические цепочки-тропинки даны заранее и все уже вполне исхожены – по причине малости и скудости этой семиотической вселенной (как в плане формы содержания, так и в плане формы выражения).
Все суждения, которые Адам и Ева могут сделать в этой вселенной, неизбежно оказываются суждениями семиотическими, т. е. суждениями внутри предопределенного круга семиозиса. Правда, Адам и Ева могут высказывать и фактуальные суждения вроде / …красное /, когда, например, они видят перед собой ягоду черешню. Но подобное фактуальное суждение тут же сходит на нет, потому что в языке Адама и Евы нет термина / … /, и поэтому на их языке нельзя описать данное ощущение. По сути дела, суждения такого рода приводят лишь к тавтологиям: ягода черешня, воспринятая и обозначенная как / красное /, ведет к суждениям типа / красное – это красное / или / красное – это хорошее /, что и так уже санкционировано языком-кодом согласно равенствам (3).
Мы вправе предположить, что Адам и Ева могут указывать на предметы пальцами, т. е. употреблять жест, эквивалентный указательному местоимению / этот /. Подобным же образом к любому высказыванию соответствующим указательным жестом может быть прибавлен шифтер / я /, или / ты /, или / он /. Так, высказывание / АБББББА. АБА /, сопровождаемое двумя определенными указательными жестами, может означать: «я ем это красное». Но несомненно, что Адам и Ева воспринимают эти способы указывания как неязыковые или, лучше сказать, метаязыковые, т. е. как некие кванторы существования, или указательные стрелки, которые позволяют соотносить высказывания (осмысленные сами по себе) с конкретными ситуациями или объектами.
Формулировка первого фактуального суждения с семиотическими последствиями
Адам и Ева освоились в Эдеме и научились ориентироваться в нем с помощью языка – и тут появляется Бог и произносит первое фактуальное суждение. Общий смысл того, что Бог хочет сказать Адаму и Еве, заключается в следующем: «Вы, вероятно, полагаете, что яблоко относится к классу хороших, съедобных вещей, поскольку оно красное. Я же говорю вам, что его не следует считать съедобным, поскольку оно плохое». Разумеется, Бог не снисходит до объяснения того, почему яблоко – это плохо; просто Он – мерило всех ценностей (и сам знает об этом).
Но Адам и Ева попадают в затруднительное положение: с одной стороны, они уже привыкли ассоциировать Хорошее со Съедобным и Красным, но с другой – они никак не могут проигнорировать указание Бога, который в их сознании есть АА, т. е. «да», воплощение Позитивного.
Следует заметить, что если во всех других случаях последовательность АА используется лишь как знак соединения других последовательностей, то в случае Бога («Я есмь то, что я есмь»[68]) АА – это не просто формула предикации: это Его имя. Если бы Адам и Ева были более искушены в теологии, они бы сообразили, что змея следовало бы назвать ББ, но наши герои пребывают в счастливом неведении этих тонкостей. Для них змей – Синее и Несъедобное, и только после указания Бога он становится особым объектом в универсуме Эдема.
Итак, Бог говорит: / БАААБ. БАБ –