свидетелем и участником тех событий. Сегодня ответы на многие вопросы, надо искать там и понимать, что произошло с нашими, как мы иногда говорим, украинскими братьями. И с какими коварными врагами мы, ослабленные и неподготовленные, схлестнулись в ожесточённой схватке. Признаюсь, все 90-е годы, всё то время было ощущение падающей на нас стены…

Став депутатом Верховного Совета и очутившись в Москве, я начал присматриваться к своим коллегам-депутатам и с некоторым удивлением отметил эйфорию тех, кто ещё вчера стоял за станками, сидел за штурвалами самолётов – им тогда казалось, что наконец-то исполнилось всё, о чём они даже мечтать не смели. Не понимая и не ощущая, что они – всего лишь живые человечики, которым отведена определенная роль: выстроить управляемую и подчинённую заокеанским хозяевам власть в России. Как иногда говорят: «Не хочешь – заставим, не умеешь – научим!» Или купим. После первой же сессии, во время летних каникул, группа либерально настроенных депутатов была приглашена в Соединённые Штаты, где с ними была проведена определённая работа, включая ряд встреч, в том числе – даже с бывшим президентом США Джимми Картером. Такие контакты продолжались и в Москве, когда того же Илью Константинова и Михаила Астафьева приглашали на беседы в посольство США, поскольку со временем они вошли в оппозиционный Ельцину Фронт национального спасения России. Это позже, после расстрела Белого дома, по призыву творческой интеллигенции: «Раздавите гадину!» была открыта «охота на ведьм» с указанием конкретных миллионов за поимку наиболее известных оппозиционных лидеров. Когда того же Илью Константинова схватили на улице и затащили в машину, полицейский начал, не стесняясь задержанного, прикидывать, что он купит на объявленную за поимку государственного преступника награду. «Возьму холодильник, телевизор и видак», – загибая пальцы, начал перечислять он.

В этом мире всё имеет свою цену, и американцы, пригласив Илью Константинова и его товарищей поглядеть Америку, выдали приличные чаевые. Что ж, когда к их ногам упала такая страна, пачка долларов – мелочёвка. Сегодня на Украину банкноты, как и ракеты, завозят грузовыми самолётами. Деньги-то что – всего лишь отпечатанная бумага! Дают тебе, когда нужно твоё согласие, – дадут и другим, чтобы заткнуть рот.

Сегодня из нашей страны первыми уехали те, для которых Россия – не Отечество, а место, где можно было заработать, чтобы потом уехать в ту же Америку или в Израиль.

Туда ещё с начала восьмидесятых годов шёл поток бывших наших соотечественников. Почему-то на ум приходит шутливая песня Владимира Высоцкого:

Мишка – врач, он вдруг затих:

В Израиле бездна их,

Там гинекологов одних —

Как собак нерезаных;

Нет зубным врачам пути —

Слишком много просится.

А где на всех зубов найти?

Значит – безработица!

Мишка мой кричит: «К чертям!

Виза – или ванная!

Едем, Коля, – море там

Израилеванное!..»

Говорят: какое время – такие и песни. Например, бывшему детдомовцу Николаю Рубцову, ставшему замечательным русским поэтом, виделось другое:

Я весь в мазуте, весь в тавоте,

Зато работаю в тралфлоте!

Печально пела радиола,

Звала к любви, в закат, в уют…

На камни пламенного мола

Матросы вышли из кают.

Они с родными целовались.

Вздувал рубахи мокрый норд.

Суда гудели, надрывались,

Матросов требуя на борт.

И вот опять – святое дело!

Опять аврал, горяч и груб,

И шкерщик встал у рыбодела,

И встал матрос-головоруб…

Мы всю треску сдадим народу,

Мы план сумеем перекрыть.

Мы терпим подлую погоду,

Мы продолжаем плыть и плыть.

Я, юный сын морских факторий,

Хочу, чтоб вечно шторм звучал.

Чтоб для отважных вечно – море,

А для уставших – свой причал…

Действительно, в те застойные годы страна и люди начали уставать. От очередей в магазинах, от вранья тогдашней власти. Вообще, людям всегда нужна перемена мест, смена впечатлений. А тут, куда ни глянешь, везде и всюду одно и то же. С экранов, шмакая дряблыми губами, то и дело вещали усохшие старики. Даже молодые партийные и комсомольские работники уже сами не верили в то, что им предлагали говорить и делать. Накопилась критическая масса перерожденцев, которые с охотой рванули бы на Запад, в другую – как им казалось, райскую – жизнь. Но и эта прослойка была неоднородной, у большинства побудительным мотивом стало вполне естественное стремление жить лучше, ходить в джинсах, майках, пуховиках и кофточках, жевать заморскую жвачку, которая освежает дыхание, не стоять в магазинах за продуктами и водкой, смотреть ту видеопродукцию, которую до поры до времени прятали и прикрывали фиговым листком, ограничениями для детей и людей с расстроенной психикой, которые, впрочем, никто и не собирался соблюдать. Исподволь подводили к мысли: всё, что делалось в нашей стране за последние семьдесят лет, – плохо и мерзко на фоне сытой жизни в «свободном мире», и от этого плохого и мерзкого надо побыстрее освобождаться, а крутить гайки и возиться в тракторной смазке – дело тех, кто большего и не достоин.

Я вспоминаю, что одним из любимых занятий моих коллег, лётчиков гражданской авиации, было сравнение зарплат командира корабля американского «Боинга» с тем, что получаем мы. Цифры были явно не в нашу пользу. Все другие льготы, которое предоставляло государство: бесплатную форменную спецодежду, бесплатные санаторные путевки, бесплатный перелёт, почти бесплатные ясли и детские сады, бесплатное образование, бесплатное занятие спортом, копеечный проезд в общественном транспорте, – всё это не бралось в расчёт. Всё закрывала итоговая сумма наших американских и европейских коллег.

Родителей почти не волновало, куда ходят и что смотрят их дети. А следовало бы! Там и сям стали появляться полуподпольные видеоцентры, где за плату можно было смотреть то, от чего у понимающих людей волосы вставали дыбом, по всей стране срабатывал горбачёвский посыл: «Разрешено всё, что не запрещено!» Для зарубежной, в основном американской, кинопродукции была открыта зелёная улица. Возразить или противопоставить иную точку зрения, защитить свой дом, своих детей от хлынувшего потока низкопробной информации стало невозможно – тем более телевизор и «видак» становились повседневной реальностью в каждом доме, а формированием и подачей телевизионных программ занимались те, кто ненавидел всё русское или советское. Слово «совок» стало самым ходовым – чтобы отвратить людей от всего, на чём держалось их сознание. Это потом философ-диссидент Александр Зиновьев скажет, что стреляли в коммунизм, а попали