– О-оу! Среди нас нашлась мужественная дама! Амазонка! О-оу! Какой сюрприз! Мы бесконечно счастливы глядеть такое мужество! Назовите своё имя и фамилиё! Внимательно слушаю вас! – И вежливо оттопырившееся ухо Плотного, и ожидающее в записной книжке перо.

Девчонка знойно покрылась веснушками, приподнялась на носочки… и с закрытыми глазами быстро выдохнула что-то в ухо Плотному. И потупилась. И только из-под бровей выглядывала.

– О-оу! Какое прекрасное имя и фамилиё! Вера Годулина! О-оу! Вера, Надежда, Любовь! О-оу! Мы бесконечно рады, Вера Годулина, что вы оказали нам честь, приняв наше скромное предложение! Всевозможно рады! – Плотный церемонно поклонился Вере Годулиной. А та, вдруг расхрабрившись, махнула рукой, дескать, а! чего там! Давай показывай! Где карусель-то твоя? Веди!.. (Вот эт-то Вера!) – Итак, мужественная Вера Годулина и её трое однополчан, одноземлян, я хотел сказать, сейчас отправятся в приятное бесплатное путешествие на карусели. Товарищ Бедило, вы готовы? Товарищ Бедило всегда готов! Товарищи ассистенты? Мо-лод-цы! Маэстро, кр-раковя-я-як! – стреканул в сторону Плотный.

Султанистый заковеркал пальцы, все пошли к длинному толстому шесту с раскрытыми широкими ремнями у концов, который лежал на табуретке. Бедило встал на колено, принял шест на плечи. Поднялся на ноги. Стал как раскидокрылый коршун. Взболтнул всё. Проверяюще. Снова опустился на колено. Ждал. Когда привяжут ему этих. Ну, экспериментируемых. Пристегнут, значит. Однако карусель сейчас будет!

Уже пристёгнутые ремнями карусельщики вели себя по-разному: Коля кричал Ване весёлое, подбадривающее; Вера Годулина в нетерпении сучила ногами, повизгивая; по-щенячьи безмолвно и тоскливо висели два добровольца.

Наконец Ваня начал раскручивать. Сперва медленно, осторожно. Дальше быстрей, быстрей. «Давай, Ваня!» – пролетал-выкрикивал Шкенцы. И клешиными полоскал – что тебе чёрными знамёнами анархиста. «К-круши-и-и-и-и!»

Бедило – ещё быстрей. Ещё. И вот – волчком на месте!

Парусом, парусом захлопалось мамкино платье на Вере Годулиной! «Ой, мамоньки! Ой, дяденьки! О-о-ой! Бою-ю-ю-ю-юсь!» И так ногами Вера задрыгала, что туфли мамкины в народ полетели!

Народ ползает, ложится, катается: ха-ах-хах-хах! Вот эт-то карусель! Вот эт-то карусельщики! Хо-ох-хох-хох-хох!..

И чего только не делал Ваня Бедило в тот вечер на стадионе, чего не вытворял! На перетяжке каната так рванул человек двадцать – точно просто куст картошки выдернул и рассыпал по полю. Ломал подковы. Брезгливо. Этаким дантистом. Сломанными бросал в ведро. Рвал цепи. Долго, злораднейше изгибал толстенную железную штангу… Откинул, наконец, полностью измученную.

Какой-то козлоподобный большой механизм сначала не поддавался Белым и вдруг резко взбрыкнул – в Ваню чугунная чушка центнера в три весом полетела, кувыркаясь. У-убьёт! С присядкой, со страшным кряком принял чушку Ваня себе на спину. Сбросил на землю – и земля содрогнулась… Или вдруг сорвался с места и побежал. Куда?! Что такое?! Оказывается, по беговой дорожке «москвичонок» катит. Ничего не подозревает, полный пассажиров. Ваня догоняет, цепью с крюком подцепляет задок, вздёргивает, держит. «Непредвиденная остановка в пути-и!» – орёт Плотный. Ваня брезгливо морщится, отворачивается от испуганных выхлопов «москвичонка». Задние колёса в воздухе беспомощно размазались, внутри пассажиры дёргаются, помочь мотору пытаются. Тогда Ваня начинает встряхивать их. В назидание как бы: не балуйте, не балуйте, черти! В машине – полнейший кавардак! Вот так «непредвиденная!» А Ваня уже отшвырнул «москвичонка» – и опять цветок раскрытый, и опять дождь аплодисментов принимает!..

Но всему приходит конец, и вот уже Плотный как-то задумчиво оттягивает бабочку и щёлкает себя ею. Как в бревёшко её влепляет…

– Товарищи, – поднял, наконец, трубу. И чувствовалось в этом подъёме трубы неотвратимое, прощальное, очень грустное: – Товарищи. Внимание. По многочисленным просьбам общественности вашего города мы проводим свой последний эксперимент в вашем городе, дорогие товарищи. Итак: «Памятная жизненная схватка»! (Название.) Схватка на всю жизнь. – Голос уже возбуждался, уже рос, уже восставал: – Запоминающаяся, так сказать, жизненная схватка! Схватка с самим товарищем Бедило! И ещё неизвестно, чем она закончится. В чью, так сказать, пользу, товарищи! Итак, прошу подходить и записываться на «памятную жизненную схватку»! Записываю в свою записную книжку! Вот она – книжка! П-прошу-у-у!

Если на «бесплатную карусель» народ сумел отделить от себя четырёх мужественных, да и на перетяжку каната выбежало человек сорок, то сейчас, на «жизненную», да с самим товарищем Бедилой, один даже поскрёбыш какой-нибудь – и то не отторгся от тела народного. Не помогали ни призывы Плотного, ни его «записываю в записную книжку», не было – и всё. Каждому жить ещё охота. Даже распоследнему добровольцу. Так что извините-подвиньтесь, товарищ Плотный!

И вдруг – опять она! Вера Годулина! Решительно скинула мамкины туфли, прыгнула через флажки, подошла, тронула Плотного за плечо – и взор потупила. И в одних носочках белых, и мамкины туфли в руке держит: не в обуви же в омут-то сигать.

– Ка-ак?! Вы-ы! Люба Ходулина?! Невероятно! И вы хотите встретиться в «жизненной схватке» с самим товарищем Бедило?! – Девчонка твёрдо кивает и с вызовом смотрит на товарища Бедило. Товарищ Бедило застенчиво улыбается, затылок чешет: да-а, мол, экспериментик намечается. Народ – в смех. А Плотный словно раскорячивается прямо в трубе: – Да-а-а-а, невероятную смелость, потрясающую дерзость, мужество сногсшибательное демонстрируете вы, Люба Горбулина! Да-а-а, мы не ожидали, мы потрясены. Товарищ Бедило?… Видите, товарищ Бедило потрясён вашим мужеством, до глубины его мужественной души потрясён товарищ Бедило вашим проявленным дерзким мужеством, Люба Горбулина, потрясён до основания мужественного товарища Бедило, да! да!.. Но!.. – Тут Плотный как-то очень уж болезненно проткнул пальцем пространство у себя над головой. – Но, товарищи!.. К сожалению, к нашему жесточайшему сожалению, мы вынуждены отказаться от «жизненной схватки» с мужественной Ниной Рогулиной… – («У-у-у-у-у-у-у-у-у! – шмелём загудел народ. – Са-по-ожники! Све-е-е-ет! К-крушши-и-и-и-и!») – Тих-хо! Молчать! Кому сказал?! Тишина!.. Вот так… Товарищи, поймите нас правильно: по техническим причинам не можем. По техническим! Нина пришла к нам на «схватку» в своём лучшем платье и, надо сказать, очень идущем озорной девушке Нине Ходулиной. Нина забыла где-то свой спортивный костюм. По рассеянности. Словом, мы не можем портить такое красивое платье на озорной девушке Нине Ходулиной. Совесть спортивная не позволяет, товарищи! Вот в другой раз, когда Нина придёт к нам… – («У-у-у-у-у-у-у! Сапожники! Подстрооено! К-круши-и-и-и!») – Товарищ Бедило, товарищ Бедило! Срочно ко мне! Срочно! – Товарищ Бедило срочно подходит. Труба натужно кричит в народ: – Товарищ Бедило, вы видите перед собой мужественную девушку Нину Хайруллину? Видите или нет? Отвечайте! Да или нет?… – (Шмели разом утихли, замерли.) – Бедило серьёзно и твёрдо кивнул: да, он видит перед собой мужественную Нину Гогулину, видит совершенно точно! Плотный удовлетворён: – В таком случает вам не нужно объяснять, товарищ Бедило, что с ней нужно сделать… – Бедило рот разинул: как?! Сейчас?! Прямо здесь?! При всех?! – Пожмите ей руку! Маэстро, ту-у-уш! – улетел в сторону Плотный.