— Что случилось? — спросил Дима, присаживаясь к столу. — У тебя такой вид, будто мы выиграли в лотерею.

— Больше, Дима, больше, — продолжая улыбаться, ответила Света. Диме на миг привиделось в ее улыбке что-то вымученное, будто она заставляла себя улыбаться. Но он тотчас отогнал эту мысль, в самом деле, что могло заставить Свету деланно улыбаться? Это ему просто показалось от усталости и волнения.

— У меня тоже есть новости, — сказал он, беря в руки бутылку. — И такие, что позволят нам купить к завтрашнему ужину вино покруче.

— Нет, сначала я скажу, — Света присела напротив и, чуть перегнувшись, от чего ее грудь легла на стол, обнажив верхнюю часть красного бюстгальтера, накрыла его ладонь своей. — Произошло то, чего мы с тобой так долго ждали. Я беременна, Димка! У нас, — слово «нас» она произнесла с особенным нажимом, — будет ребенок!

* * *

В один из вечеров, когда Чубайс, изнемогая от жары, сидел по пояс голый на ступеньках вагончика, к нему подкатил черный джип «лендровер». Из машины враскорячку выбрался неказистого вида крепыш в белой футболке с желтой улыбчатой закорючкой «Don’t worry».

— Меня Рашуль прислал, — сразу заявил он, искоса глядя на Чубайса. — Он тут неподалеку. Просил привезти.

— А зачем? — спросил Чубайс. Ему совсем не улыбалось встречаться с чудотворцем. Жизнь наконец начала входить в устойчивое русло, и разного рода мистические приключения могли только помешать.

— Откуда ж мне знать? — пожал плечами «Don’t worry». — Я кто, я всего лишь посланник. Давай, забирайся и покатим. Там ужин затеяли, как раз подоспеем.

Он ни секунды не сомневался, что Чубайс поедет с ним, и тот действительно встал и, точно загипнотизированный, двинулся к машине.

— Чаво голым ломишься? — остановил его «Don’t worry». — Чай не к теще на блины собрался.

Чубайс вернулся в вагончик, надел рубашку, автоматически засунул в задний карман кошелек с документами и пошел к автомобилю. «Don’t worry» услужливо распахнул заднюю дверцу и, когда Чубайс уселся, с силой захлопнул ее.

«Не жалеет машину, — подумал Чубайс. — Значит, чужая. Своей бы дверцей так не хлопал».

Водитель ему попался отмороженный — так рванул с места, что Чубайса вдавило в спинку. Сначала джип мчался по накатанной колее, а потом свернул с дороги и затрясся по пустыне.

«Куда он едет? — терялся в догадках Чубайс. — В эту сторону на много километров нет жилья. Наверное, разбили палатки где-нибудь на бархане. Но зачем?»

Джип на полной скорости летел по бездорожью, фары высвечивали то желтый бок песчаного холма, то черный силуэт скалы. Шофер молча крутил руль и не сбавлял скорость.

«Почва тут плоская, — подумал Чубайс, — нет ни ущелий, ни расселин, но если так нестись, можно перевернуться и на ровном месте».

Свежий ветерок врывался в открытое окно и приятно освежал. Горьковатый запах пустыни ночью усилился, но потерял остроту, став приятным. Чубайс с наслаждением вдыхал его полной грудью. Мощная подвеска легко компенсировала неровности грунта, джип лишь слегка покачивался, проскакивая острые верхушки барханов. И вдруг все затихло. Мотор по-прежнему ровно шумел, воздух все так же врывался в окно, но фары светили в ровную темноту, а тряска полностью прекратилась.

Чубайс высунул голову в окошко, посмотрел вниз и обмер. При свете полной луны он четко видел несущуюся под ними поверхность земли. Она находилась метра на три-четыре ниже джипа. Машина мчалась по воздуху, точно самолет. Чубайс в отчаянии попытался открыть дверь, но ручка не поддавалась. «Don’t worry» заметил его попытку сбежать и зычно расхохотался. Его смех не походил на человеческий, а напоминал рев животного или завывание дикого зверя. Ведьма, пришедшая из Иордана, издавала подобного рода звуки. Чубайс еще раз попытался нажать ручку двери и вдруг с беспощадной ясностью понял, что попался. Не зря, ох не зря предостерегал его чудотворец!

— Чо ты дергаешься? — прекратив хохотать, бросил водитель. — Поздно пить боржоми, приехали, парень!

Джип снова плавно закачался, фары высветили трехэтажный дом с ярко освещенными окнами, стоящий на самом краю холма.

«Нет здесь таких домов, — подумал Чубайс. — И никогда не было. И окнам не с чего светиться, откуда электричеству посреди пустыни взяться? Неужто генератор гоняют?»

Водитель остановил джип у крыльца с мраморными колоннами, выскочил, обежал машину и услужливо распахнул дверцу.

— Прошу!

Чубайс выбрался наружу и огляделся. С вершины холма открывался чарующий вид на пустыню, освещенную лунным светом. Но пейзаж сейчас мало занимал Чубайса. Возле дома горел костер, в его пламени жарилась, насаженная на вертел, целая коровья туша. На крыльце, поджидая его, стоял Рашуль.

«Значит, он и есть главный черт, — сообразил Чубайс. — Ну да, от „пингвина“ до беса рукой подать».

Он поднялся по ступенькам и остановился напротив Рашуля.

— Прибыли! — радостно вскричал тот, в знак благодарности воздевая руки к небу. — Здравствуй, здравствуй, мой родной!

Голос был не тот, чересчур тонкий и слащавый. Да и сам Рашуль вблизи не походил на того, с которым Чубайс встречался в Явниэле. Черты лица были вроде те, но дальше общего сходства дело не шло. И говорил он, слегка запинаясь и растягивая звуки, словно человек после инсульта.

— Заходи в дом, что стоишь на пороге, — произнес Рашуль, приглашающе помахивая рукой.

Глянув на его руку, Чубайс понял, что перед ним стоит существо наподобие ведьмы из Иордана, только, видимо, более продвинутое по лестнице бесовской иерархии. Принадлежность к чертовому роду выдавали кисти; пальцы на них были скрючены, точно когти на звериной лапе, готовые вцепиться в бок или загривок жертвы.

— Не хочу, — произнес Чубайс. — Нечего мне у вас делать.

Лже-Рашуль усмехнулся:

— Поздно. Обратно дороги нет.

Чубайс попробовал повернуться, но ноги не слушались. Он мог идти только прямо, только в дверь, которую уже распахнул перед ним водитель.

Большой зал внутри был переполнен чертями. Настоящими, без маскировки, такими, как их изображали на картинах средневековых художников. Они сидели на лавках, плотно прижавшись друг к другу, точно птицы на ветке, и, хватая руками куски жареного мяса из глиняных чанов, рвали его острыми зубами. Завидев Чубайса, черти зашумели:

— Наш, наш!

Тот шел ни жив ни мертв. Сердце бешено колотилось от страха, а ватные ноги передвигались сами собой. Лже-Рашуль следовал за ним по пятам. Когда они оказались во главе стола, он положил руку на плечо Чубайса и произнес:

— Пришли, сынок. Садись, перекуси с дороги.

Ноги у Чубайса подкосились, и он повалился на скамейку рядом с чертом. Тот придвинул к нему тарелку, наполненную дымящимся мясом.

— Ломани, сынок. Сразу полегчает.

Запах жареного мяса шибал в нос, рот Чубайса наполнился слюной.