Справедливости ради надо сказать, что после Брусиловского прорыва в действующей армии сформировалось стойкое ядро генералов, офицеров и нижних чинов, воодушевленных нашей победой, готовых воевать упорно и успешно до победного конца, веривших в победу. Жаль только, таких активных победителей становилось все меньше и меньше.

О героях Трапезонда и Брусиловского прорыва мы уже упоминали пофамильно. Тут и военачальники Юденич, Брусилов, Лечицкий, Деникин, Зайончковский. Тут и герои прорыва офицеры, рядовые. Я хочу добавить, что в Брусиловском прорыве получил боевое крещение наш будущий маршал победы А. М. Василевский, командовавший ротой в 409-м Новохоперском полку. Любопытно, что уже в 1956 году ему в письме напомнил о тех боях бывший его подчиненный, а теперь учитель из финского горда Турку А. Эйхвальд: «Осенью текущего года исполниться 40 лет со времени боев на высотах под Кирли-Бабой. Помните ли Вы еще Вашего финляндского младшего офицера первой роты славного 409 Новохоперского полка, участвовавшего в них». Маршал помнил. А мы не будем забывать, что все это были герои, которых очень скоро революция, русская смута невольно сделает злейшими, смертельными врагами. Вот, где печаль и трагедия. А против «германца», «австрияка» и «турка» все они воевали достойно и со славой.

Осенний период и конец всей кампании 1916 года прежде всего характерен продолжением не только по времени, но и по развитию начатых весной и летом боевых операций. Во Франции, Италии, России, на других театрах военных действий. Бои под Верденом, на Сомме, в долине Изонцо, под Ригой и в Буковине, на Кавказе и Ближнем Востоке то разгорались, то затухали, чередуясь друг с другом, но не изменяли стратегической обстановки, а только истощали силы противников. И лишь одно событие серьезно повлияло на стратегическую обстановку, особенно Русского фронта – вступление в войну Румынии. Поэтому все события, разворачивающиеся в Румынии и вокруг нее, связанные с ней, встают в центре анализа заключительных операций осени и зимы 1916 года. На нового противника и нового союзника Центральные державы и Антанта смотрели по-разному.

В Берлине после неутешительных итогов летней кампании появление нового врага, да еще на очень слабом левом фланге австро-германского фронта, открывающем дорогу прямо на Венгерскую равнину, Будапешт и Вену, встретили с большой тревогой. Германцам ничего не оставалось, как в самый кратчайший срок подготовить и провести операцию, в ходе которой нанести быстрый, сокрушающий удар, уничтожающий румынскую армию и выводящий Румынию из войны. Проводить эту операцию предстояло на фоне вяло текущих, не утихающих кровопролитных боев на Сомме, под Верденом и в России. Для этого требовалась хоть какая-то «свежая кровь», «свежая голова». И она нашлась. В Германии практическое верховное командование вручалось новому начальнику Генерального штаба, любимцу прусской элиты и обывателей фельдмаршалу Гинденбургу, при неизменном генерал-квартирмейстере Людендорфе. Затянувший германскую армию в объятия позиционной войны фельдмаршал Фалькенгайн получил отставку, но не полную. Ему предстояло реабилитироваться как раз в кампании против Румынии. Фалькенгайна, на мой взгляд, ни в чем не уступающего Гинденбургу, откровенно жаль, но должен же был кто-то ответить за Верден, Сомму, Луцк, Стоход. Кроме того, назначение Гинденбурга усиливало и без того практически сформировавшееся единоначалие над германскими и австрийскими войсками. Австрийцам после Брусиловского прорыва позволялось самостоятельно руководить армиями только на Итальянском и Сербском фронтах.

Такого единоначалия, единомыслия пока очень не хватало военному руководству Антанты, не говоря уж о политиках. Англия и Франция давно заманивали Румынию в свой союз. А та два года колебалась и торговалась, как капризная и богатая невеста. Стремление Румынии к захвату Трансильвании и Буковины, исторически сильные франкофильские симпатии одной части румынского истеблишмента тянули Румынию в Антанту. Династические интересы и германофильство другой части элиты склоняли к Берлину. Как всегда, все решили деньги и явно наметившийся перевес в войне на стороне Антанты. Впрочем, прежде чем объявить войну Тройственному союзу, румыны «запродали Центральным державам все запасы хлеба и нефти в стране по весьма дорогой цене, рассчитывая все получить затем даром от России». Свершилось. Запад, особенно Франция, ликовал. Только что назначенный главнокомандующим на всех театрах военных действий генерал Жоффр с нетерпением ожидал неизбежного оттока германских дивизий с Западного фронта. Россия отнеслась к румынскому вмешательству более сдержанно и предложила два, на мой взгляд, неплохих варианта общих действий. В первом проекте предлагалось совместным ударом навстречу англо-французов из Салоник и русско-румынских войск из Добруджи вывести из строя Болгарию, «после чего Трансильванский театр, угрожаемый с севера русским, а с юга салоникской группировке и румынским войскам, падет сам собой. Другой вариант предусматривал возможность удара русско-румынских войск из Молдавии на северо-восток на тылы 7-й и 3-й австрийских армий, взятие их в мешок и выход на фланги всей неприятельской группировки южнее Припяти. Но как это чаще всего и случалось в той войне, англо-французы отказались от наших предложений и остановились на третьем, самом бесперспективном варианте – самостоятельном наступлении Румынии в Трансильвании. Нам же предлагалось усилить румынскую армию на юге у Добруджи хотя бы одним корпусом. Русская Ставка, опять же по обыкновению, безропотно согласилась. Мне до сих пор непонятно, чем руководствовались, принимая такое решение, «великие стратеги» Антанты. Они же прекрасно знали, что давно не воевавшая, плохо подготовленная (особенно командный состав), слабо вооруженная румынская армия неспособна не только успешно наступать, но и успешно обороняться. Одна из многих загадок Первой мировой войны. Поскольку война в Румынии особенно тесно связана с русским Юго-Западным фронтом, мы рассмотрим ее в ходе анализа последней кампании 1916 года на Востоке. А пока обратимся к Западному театру военных действий.

29 августа Гинденбург принимает на себя верховное командование и находит положение дел на Французском фонте очень тяжелым. Прежде всего беспокоил Верден, ибо одновременно сражаться там и на Сомме с должным напряжением сил германские войска уже не могли. Он принимает единственно правильное решение. Прекращает атаки на Верден и, даже предполагая возможный переход здесь французов в контрнаступление, начинает отправлять на Сомму часть артиллерии и авиации. А что оставалось делать? Увеличить свои войска на Сомме он мог только до 39 дивизий и не мог ни в коем случае отступить, так как в тылу не на что было опереться. Подготовленную тыловую позицию, позднее названную «Линией Гинденбурга», немцы только начали строить. Прорыв союзников на Сомме означал бы крах всего германского фронта во Франции. Для полного сосредоточения свежих дивизий, артиллерии, боеприпасов к ней Гинденбургу нужны были как минимум две недели, которых союзники ему не дали.