Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Несчастный случай, который сделает его калекой. Печальное событие, зато ты займешь его место. Так что уж постарайся!
Детина потер подбородок:
– Ты меня уговорил. Жертву покажешь?
* * *
Тьянуни мучился изжогой и желудочными болями, что стало следствием его растущего беспокойства. Хотя очевидных поводов для этого не было: последний военный поход прошел без кровопролитий, ни о каких инцидентах шпионы не сообщали. Но именно этот полнейший штиль и сказывался на пищеварении начальника тайной службы, не давал ему спать. Мираж, поверить в который невозможно! Значит, агентов раскрыли и заговор зреет в тишине и атмосфере полной секретности. Будет ли он достаточно масштабным для свержения египетской администрации в сиро-палестинском регионе, перерастет ли во всеобщее восстание?
Случись такое несчастье, Тьянуни сочтет себя главным виновником, не оправдавшим доверия своего царя. И хотя опыт и интуиция предрекали худшее, он опасался, что не сумеет его предотвратить.
Что же предпринять? Разве что приказать шпионам удвоить бдительность?
* * *
– Вы довольны моей службой? – спросил слуга у Лузи.
– Очень доволен. Постарайся хорошо отдохнуть!
– Признаюсь, отдых не помешает. В доме чисто, ужин готов, и провизию я вам закупил. Выходные я проведу у сестры за городом.
Слуга направился в порт. Он рассчитывал, как обычно, сесть на общедоступный паром и переправиться на западный берег, а там недалеко и до родительской фермы…
Но не успел он выйти из переулка, как кто-то сзади ударил его дубинкой по ногам, да так, что сломились кости.
Стеная от боли, бедняга стал звать на помощь. Встать он не мог и все время ждал, что его вот-вот добьют. Но когда к нему сбежались прохожие, здоровенный детина с задранным подбородком был уже далеко.
Худой, с тюрбаном на голове, вождь собрал в своем шатре главных членов своего бедуинского клана.
– Посредник между нами и сирийцами приехал сказать, когда по неохраняемому пути пройдет караван. Если сведения точные, мы возьмем хорошую добычу.
– А если это ловушка? – спросил один здоровяк.
– Сначала осмотримся хорошенько и только потом нападем. Из-за египетских патрулей, которые нам жизни не дают, запасов еды у нас почти не осталось. Надо срочно их пополнить.
– И что хотят сирийцы взамен?
– Чтобы мы грабили караваны как можно чаще. После первого успеха они укажут новую добычу, а потом еще и еще.
Завязался спор. После долгих пререканий племя грабителей решило рискнуть, но при одном условии: всех, кто идет с караваном, истребить, чтобы не осталось свидетелей.
* * *
Несравненный лучник, непобедимый борец, искусный метатель дротиков, неутомимый пловец, мастерски управляющийся и с веслами тоже, Мин[104] твердой рукой управлял оазисами. Подданные ему попались строптивые, однако он их приструнил, поощряя работящих и понукая лентяев.
Жизнь в Фивах показалась ему уж слишком изнеженной. В роли наставника Мин себя не представлял, особенно если речь шла о царском сыне, да и принципы воспитания у него были самые простые. Отец трех сыновей и двух дочерей, он считал, что у всех детей один главный недостаток: неблагодарность. И если им потворствовать, потом не избежать беды.
Не понимая мотивов государя, Мин скрепя сердце подчинился, правда, с мыслью, что все равно не преуспеет и скоро вернется к своим оазисам.
По истечении первого месяца, проведенного с маленьким Аменхотепом, царь вызвал сурового воина на аудиенцию.
– Ваше величество, я таких детей еще не видел, правда! Никогда не устает, не скандалит, любит любую физическую активность. Я учу его плавать, рыбачить, охотиться, управляться с луком и маленьким мечом – а ему всё мало! Приходится устраивать отдых днем и долгие перерывы, потому что иначе он будет носиться, пока не вымотается, столько у него энергии. Хорошо еще, что по утрам он занимается чтением и письмом. Развит не по годам, и умственно, и телом. И растет на глазах!
– Вижу, новая должность тебя устраивает.
– Сам удивляюсь!
– Продолжай воспитывать царевича, и без поблажек! Скоро он познает первые неудачи, поймет, что сил ему для чего-то пока может и не хватать. Это будет ему уроком. А чванство и тщеславие пресекай немедля!
* * *
Госпожа Небету противостоит возрасту. С некоторых пор она стала глуховата, но все равно слышит все придворные сплетни и одергивает наглецов, забывающих свое место. Зная мои требования к гигиене и чистоте, она следит, чтобы нигде не было ни пылинки, чтобы уборщики хорошо мели и мыли полы, а также окуривали все помещения дворца, пропитывая их лучшими ароматами.
Не успеваю я выйти из кабинета после долгой беседы с первым министром, как она приглашает меня прогуляться в саду, по-прежнему прекрасному. Мы шагаем неспешно, под сенью пальм, персей и тамарисков, между клумбами ирисов и хризантем.
– Знаешь ли, что твоя дочь – прирожденная музыкантша? Девочка играет на всех инструментах и поет так же хорошо, как мать. Прилежная, послушная, красивая – просто кладезь достоинств. Вот о сыне твоем этого не скажешь. Маленький шалопай!
– Думаю, ты не одобряешь того, что я выбрал Мина в качестве наставника?
– Еще как одобряю! Чтобы справиться с этим зверенышем, такой и нужен. Как следует его вышколив, он, быть может, сделает Аменхотепа… сносным.
Я ждал масштабной атаки, поэтому вздыхаю с облегчением.
– Меритре – выдающаяся царская супруга, – продолжает Небету. – Надеюсь, это от тебя не укрылось?
– Признаю, свои нелегкие обязанности она исполняет идеально.
– Эта исключительная женщина любит тебя и восхищается тобой. Стоило бы уделять ей побольше внимания.
* * *
Детина со сломанным носом и задранным подбородком постучал в двери жилища Лузи.
– Дело сделано! Вряд ли твой слуга когда-нибудь встанет на ноги.
– Тебя видели?
– Никто. Так ты меня нанимаешь, как обещано?
– Входи!
Лузи провел своего нового слугу по дому.
– А ты хорошо устроился! И у меня комната шикарная. Никогда так не жил!
– Эту роскошь еще надо заслужить. Работай хорошо, или соседи начнут удивляться, зачем я тебя нанял.
– Ну, еду я варю самую простую…
– Спросишь совета у слуги, который живет по соседству, в доме моего коллеги, как выйдешь – сразу направо. В нашем квартале к нему многие обращаются, и он помогает охотно. Только лишнего не болтай и не говори, что сириец.