Перейдя в Военпур, Зайцев-Мейтин весной 1921 г. стал жертвой провокации своего приятеля Натана Шнеерсона, корреспондента ДальТА и коммуниста, которому передал во время командировки имевшиеся при нём секретные пакеты — без расписки. Те попали к властям распечатанными, после чего Аркадия арестовали как японского шпиона. Поскольку 20-летний Шнеерсон был сексотом Госполитохраны ДВР, то вполне очевидно, что он и распечатал эти пакеты. Видимо, карьера в ГПО была важнее знакомства, а чекисты несколько недель спустя взяли расторопного агента в штат и он сделал в «органах» отличную карьеру, дойдя до майора госбезопасности. Правда, в 1939-м сам Н. М. Шнеерсон был обвинён в шпионаже и пошёл под пулю.

А Зайцеву-Мейтину на основании того, что он был очень похож на фотокарточку человека, собиравшегося (как доносил какой-то резидент) ехать с Дальнего Востока в Москву убивать главных вождей, предъявили обвинение и в терроризме. Вёл дело Зайцева-Мейтина начальник агентурного отделения Военного отдела Главного управления Госполитохраны ДВР Михаил Литвин (впоследствии ответственный партийный работник, вернувшийся в НКВД при Ежове и пустивший себе пулю в голову 12 ноября 1938 г., будучи начальником Ленинградского УНКВД).

Ничего не добившись от Аркадия в Чите, его передали в распоряжение ВЧК. Бывший чекист очень разочаровался в длительном следствии, объявлял голодовки и писал из Бутырки гневные заявления в «Президиум Всероссийского Застенка по борьбе со свободой». Следователи менялись, не имея улик, и высказывали желание отправить невнятного арестанта обратно в Читу или Новониколаевск — город, где базировалось полпредство ВЧК-ГПУ по Сибири. В 1922 г. Зайцев-Мейтин был дважды приговорён к расстрелу и в конце концов бесславно сгинул в новониколаевской тюрьме, не дождавшись пули — от возвратного тифа[310].

Помощь в расследовании сложных дел чекистам оказывали внутрикамерные агенты. Существует любопытный документ, очень наглядно свидетельствующий о развитой постановке дела с камерным осведомлением уже в начале 20-х годов. Некий коммунист-«наседка» Саваш 25 января 1922 г. очень подробно доносил своим хозяевам на целую группу родовитых заключённых внутренней тюрьмы ВЧК на Лубянке, давая чекистам прямые инструкции:

«I. До моего выхода не выпускать и не допрашивать заключенного гр. Мечислава Сигизмундовича Гласко, сидящего во внутренней тюрьме ВЧК.

II. До моего прихода не звать на допрос Константина Васильевича Гримм. Имею чудные материалы, которые докажут, что делает Германская миссия в Петрограде.

III. Дело Ниль Оскаровича Баклунда, связанное с кронштадтским восстанием.

IV. Владимира Комаровского — графа, уже на свободе.

V. Дмитрия Петровича Елагина.

VI. Князя Бориса Волконского […]

Елагин. Это сволочь, которую я раскусил, он мне обещал снять сегодня голодовку, т. к. я ему обещал, что как только выйду на свободу и его тоже освобожу. Я как чекист заявляю, что у него есть связи с английскими властями в Константинополе. […] Он очень хитрый сволочь. Он мне сам признался, что его прислала английская миссия из Константинополя под крышкой [так! — А. Т.] торговых договоров, его начальник [ — ] английский полковник Нагель… [Елагин] сказал, что если я его возьму на свободу, то он мне даст 10.000 фунтов стерлингов. […]

Волконского я уговорил, чтобы он снял голодовку. Он мне вчера письмо передал для своих родственников, он арестован, по его словам, за участие при заговоре Таганцева». Далее Саваш указывал: ради того, чтобы уверить Гримма и Баклунда в своих связях с волей и англичанами, не следует арестовывать сразу надзирателя, который принесёт письмо, дабы потом, «сделав две птицы за один выстрел», арестовать «почтальона» и вынудить «эту тюремную сволочь, этих постовых и отделенных, не носить писем от арестованных»[311].

Без сомнения, Григорий Сыроежкин, опираясь на подобных помощников, «оформил» какое-то количество дел. Но, отдав положенное политическому сыску, Сыроежкин был переведён к КРО и использован в крупных и успешных акциях Лубянки по заграничной линии. Активный участник борьбы с эмиссарами Бориса Савинкова, Сыроежкин дважды выезжал в Польшу со спецзаданием под фамилией Серебряков, выдавая себя за представителя антисоветского подполья. В 1924 г. он получил орден Красного Знамени и знак «Почётного работника ВЧК-ГПУ». Самой яркой страницей официальной биографии Сыроежкина стало участие в выводе в СССР и последующем аресте знаменитого британского разведчика Сиднея Рейли. Орденоносец не прятался и от неприятных поручений, напоминавших о прежней специализации — так, поздней осенью 1925 г. он принимал личное участие в расстреле Рейли.

Этот приговор о казни англичанина был проведён своеобразно — жертву не стали тащить в расстрельный подвал, а убили тишком. По вызывающей огромные сомнения версии Т. К. Гладкова, это сделали, чтобы не травмировать психику Рейли, с которым у контрразведчиков сложились определённые неформальные отношения. Но о какой-такой боязни чекистов за психику арестанта можно говорить, зная, что во время следствия по приказу помощника начальника КРО ОГПУ В. А. Стырне Рейли вывели на расстрел, и он под циничные насмешки охранников («грязный разговор часовых и шутки…») несколько минут ждал пули, после чего был уведён в камеру?!.[312] Предсмертный дневник Рейли сохранил этот эпизод, очень типичный для чекистской кухни.

Разведчика-авантюриста чекисты тайно застрелили под Москвой, для чего инсценировали автомобильную прогулку в компании начальника тюремного отдела ОГПУ К. Дукиса (одного из основных исполнителей приговоров), оперативников КРО Г. Федулеева и Г. Сыроежкина, а также Ибрагима Абисалова. В цитируемом ниже рапорте Федулеева помощнику начальника КРО Сидней Рейли именовался как «№ 73». Под предлогом поломки машины Рейли предложили прогуляться. Ближе к девяти вечера 5 ноября, уже в темноте, «Ибрагим, отстав немного от нас, произвёл выстрел в № 73, каковой, глубоко вздохнув, повалился, не издав крика; ввиду того, что пульс еще бился, т. Сыроежкин произвёл еще выстрел в грудь». Четыре дня спустя Рейли тайком закопали в прогулочном дворе внутренней тюрьмы ОГПУ[313].

Есть информация о том, что Сыроежкин в буквальном смысле слова не удержал Б. В. Савинкова. Имеется официальная документация ОГПУ, свидетельствующая о том, что Савинков покончил самоубийством, выбросившись из окна. Нередко высказывалось мнение, что он был выброшен вниз самими чекистами. О том, как погиб Борис Савинков, незадолго до смерти поведал очевидец событий — 103-летний Б. И. Гудзь.