— Ладно, — сказала Таня и с размаху придавила передатчик к дереву. На этот раз он прилип.

Пока держится.

***

— Не слишком-то конспиративно, — проговорил Доминик Альварес, затягиваясь сигарой.

Заложив руки в карманы, Гейб Причард оглядел переулок. За ними не следили, насколько он мог судить, и даже с учетом всей этой тайной магии, с которой он имел дело последние несколько недель, он был уверен в своей способности заметить хвост, но всегда ведь остается вероятность, что он что-то упускает, особенно рядом с Домиником. Парень мешал работе и почти не скрывал этого.

— Боже, да говори потише, — сказал Гейб. Но в переулке было тихо, темно и холодно. Снег не шел — приятно для разнообразия, — но лежал на земле с прошлой ночи, так что Гейб мог бы услышать, как идет или переминается с ноги на ногу наблюдатель. Ни звука.

Не то чтобы хвосту было куда прятаться: никаких выступов или укрытий, если не считать нескольких мусорных баков. Дом стряхнул пепел с сигары в снег возле двери в подвал и засыпал снегом сверху.

Гейб нахмурился:

— Твои следы увидят.

— Эх, цэрэушники. — Дом не смеялся. — Вечно боитесь своей тени. Мы бы заметили хвост, и, боже, неужто ты думаешь, что какого-то советского осведомителя насторожит горстка пепла?

«Возможно, — подумал Гейб, — если в этом замешана магия». КГБ и кроты из Льда — почему бы тут не оказаться еще и Пламени? Обе магические фракции, похоже, чертовски широко понимают свои границы. Что ж, может, стоит махнуть на это рукой. Если он начнет переживать из-за магии, проторчит здесь всю ночь.

— По-моему, место неплохое. Четкий обзор, дверь со двора, поставь снайпера в этом окне и парня на крыше — и никто не войдет и не выйдет без нашего разрешения. Я что-то упустил?

Дом пожал плечами.

Гейб сдерживал желание его ударить.

— «Анхиз» начнется через сорок восемь часов. Наш… — он удержался от того, чтобы сказать «перебежчик», — гость прибудет послезавтра, и, если требуется искать для него новую конспиративную квартиру, мне нужно что-то более вразумительное, чем пожатие плечами, чтобы обосновать это для Фрэнка.

Дом замер. Тлеющий кончик его сигары вспыхнул. Затем агент пришел в действие. Резко взмахнул рукой за спиной Гейба и впился крепкими пальцами ему в плечо. Гейб напрягся, его тело просчитывало варианты действий: бросок внутрь, приставить локоть к горлу, переместить вес, чтобы не упасть, ведь внизу он не сможет воспользоваться своим ростом и Дом окажется в преимуществе…

Тут он понял, что Доминик смеется.

— Матерь… — начал Гейб.

— Гейб, все хорошо. Ты психованный, но мне нравишься. — Доминик ухмылялся, держа сигару у рта. — Место отличное. Я просто дурачился. Брось. Давай осмотрим помещение изнутри.

Висячий замок выглядел ржавым, но открылся без возражений, пустив их в недра конспиративной квартиры.

Та тоже выглядела хорошо обороняемой: просторный подвал, обзору мешали лишь несколько колонн, деревянные ящики свалены в углу. Одна дверь вела в узкий коридор, дверь на лестницу слева — легко охраняемая, кладовка справа. Дом проверил выходы и вентиляцию.

— Вроде неплохо.

Наверху, возле главной лестницы лабиринты комнат: все нежилые, в разных стадиях обветшания. Когда-то тут было красиво, до какой-то революции.

— Почему здесь никто не живет?

Гейб покачал головой.

— Все здание весной идет под снос.

— Проблемы с несущими конструкциями? — спросил Дом, отрывая от стены длинный кусок штукатурки.

— Ничего подобного, — ответил Гейб. — Просто построят здесь что-то еще.

— Бюрократия. Жаль, красивое старое здание.

Безбилетник в голове Гейба дернулся.

— Все хорошо?

Несколько месяцев назад Гейбу было бы худо. Тогда это мелкое движение отозвалось бы в нем болью. Хотя ему было неприятно это признавать, похоже, он уже привык справляться с этим засранцем. Либо так, либо безбилетник — этот тупой элементаль, застрявший в его голове, — наконец-то принял план Гейба «не дать списать себя со службы по причине упадка психического здоровья».

И все же нет смысла его игнорировать.

— Пойду проверю крышу, вдруг первая команда что-то упустила.

Дом сунул голову в дверной проем с надтреснутым косяком.

— Пойти с тобой?

Боже, да, ему ведь не помешает хорошо вооруженное, пожевывающее сигару подкрепление. Но если там что-то волшебное, Дом потребует объяснений, а значит, придется объяснять все, и если он это сделает… Что ж. Конец Гейбу Причарду, сотруднику ЦРУ.

— Не, — ответил он. — Сам справлюсь.

Ступени скрипели под ногами. Пыль парила в тусклом сером свете. Судороги в черепе Гейба усиливались по мере того, как он поднимался, но проговаривание фраз, которым его научил Алистер, сдерживало боль. Гейб понятия не имел, что он обнаружит на крыше. Может, еще одного Носителя? Могли ли пленники с баржи освободиться? Или там будет кто-то враждебный, тот, кто охотится за ним?

Гейб открыл дверь на крышу и резко выдохнул от порыва холодного воздуха. После тесной лестницы пражские крыши расстилались перед ним до горизонта — вокруг только черепица да шпили заброшенных церквей.

На краю крыши стоял голем.

Сначала он не двигался.

Голем, который гнался за Гейбом сквозь пражскую ночь, с грохотом мчался за ним по улицам: Гейб чувствовал, как глиняная рука хватала его за ногу, но всегда видел чудище лишь краем глаза или пока метался, спасаясь от него в темноте. Ночью, во время погони эта тварь — или, скорее, это существо казалось недоделанным, будто слепленным в спешке, но при рассеянном дневном свете оно совсем не выглядело незавершенным.

Человеческие пальцы с любовью вылепили его грубое лицо. Изгибом и краем ладони кто-то сформировал его крутые мускулы, вырезал ногти на кончиках пальцев. Голем был создан не для того, чтобы стать копией человека, понял Гейб в это мгновение на ледяной крыше. Голем был создан не для того, чтобы походить на кого-то, кроме себя.

В грубой красоте этих черт Гейб узнал самого себя, и Таню Морозову, и Джоша Томса, и Алистера Уинтропа, и Надю, и даже Дома, оставшегося внизу.

Он поразился, каким тихим был голем. Пока Гейб не увидел чудовище в состоянии ожидания, он не замечал, как много движений совершают люди: как дрожат ноги, как поднимаются и опускаются плечи, как сужается и расширяется зрачок при смене фокуса.

Он еще больше удивился, когда голем ринулся к нему.

Голему не требовалось перемещать вес — ни одна мышца не напряглась, когда этот кусок глины