лишь отчасти. Агент двигался так, будто проверял пол на прочность. У Джоша в голове не укладывалось, как бы Дом мог подкрасться к кому-то. Иная подготовка, возможно. Для разных задач — разные инструменты.

Дом молчал, пока они не спустились на первый этаж. Вынул руку из кармана и положил Джошу на плечо. Эмили, секретарша Фрэнка, пронеслась мимо них по лестнице, держа в руках кружку кофе и толстую папку-гармошку, Дом проводил взглядом ее юбку.

Если Эмили и заметила, то не подала виду. Дому, казалось, это было неважно.

— Я хотел поговорить с тобой, — сказал он тем тоном, который Джош слишком хорошо знал: люди обращались к нему так, осторожно и при этом пренебрежительно, будто предмет обсуждения едва стоит упоминания. — Мы ведь все друзья, и, раз уж мы все дружим, я скажу: ты ведь в курсе про Уинтропа?

— Я знаю, что он… — «Не говори “из МИ-6”, здесь небезопасно». — По культурной части от Великобритании.

Рука Дома сжала плечо Джоша.

— Я не об этом, понимаешь?

— Кажется, нет. — Но нужно быть осторожным, конечно, ведь если будешь выглядеть слишком напряженным, тебя сочтут нервным, спросят: «Тебе есть что скрывать?» — Какая-то проблема? — Это могло означать: «Что-то не так с заданием? Он двойной агент? Предатель?» А могло значить и то, что хотел услышать Дом.

— Нет, вообще-то, — сказал Дом. — В смысле, он, скажем… ненадежен, — он сделал упор на последнем слове. — На твоем месте я бы не подпускал его слишком близко. Это могут неправильно истолковать. Не о чем беспокоиться, я пока ничего не слышал, не стоит волноваться. Просто… поберегись, ладно?

Джош кивнул, но не смог заставить себя сказать «ладно».

По дороге на встречу, меняя автобусы, петляя по узким заснеженным улицам, когда серый вечер сгущался до темноты, он прокручивал в голове этот разговор. Он вспоминал свои реакции, и они выглядели такими очевидными: как он напрягся под рукой Дома, как он склонялся к Уинтропу при беседе — и, конечно, при всей своей осторожности, он слишком явно сыграл недоумение в разговоре с Домом. Любой бы понял этот намек и, конечно же, посмеялся бы, отшатнулся, отпустил грубую шутку. А он раскрыл себя. В памяти всплывали старые аргументы, которые он предпочел бы никогда не приводить: симпатия к мужчинам не больше угрожает безопасности, чем симпатия к женщинам; черт, сейчас в агентстве служат и женщины, и им можно встречаться с мужчинами. Шантаж? Конечно, но шантаж имеет смысл, лишь когда боишься разоблачения. А он боялся.

Дом думал, что проявляет заботу по отношению к Джошу. Нужно предупреждать людей об этом Алистере Уинтропе. Кто знает, как он пятнает репутации, какие инсинуации может внушить парням его круга, сколь интимные и порочные слухи плести, подобно лоскутному одеялу.

Блядь, вот наглец. Будто Джош не способен сам о себе позаботиться. Будто он не знал, кем был Уинтроп. Будто он не думал об этом… Ну, что ж.

Порой он мечтал об этих глазах. Нечасто, но достаточно.

«Все будет нормально», — твердил он себе, входя в тесный ресторанчик на углу, уставленный низкими столиками из огнеупорной пластмассы. «Нормально», — повторял он про себя, когда высокий блондин с двойным подбородком подошел к нему, с мрачной серьезностью изучил его сложенную газету и спросил, не собирается ли он прочесть обзор нового альбома Арройо[68]. «Нормально», — молился он так искренне, как не молился прежде никогда, никакому богу, когда Барачник извинился и отошел: по сценарию они с Джошем должны встретиться у черного входа гостиницы через сорок пять минут.

«Нормально», — дверь гостиницы открылась, выдыхая пар в кружащуюся снежную мглу, и Барачник поманил его в красноватый свет.

Он никогда не делал такого прежде, но Гейб там будет, Гейб присмотрит за ним.

Двери со звоном закрылись, и Барачник защелкнул замок.

***

Гейб провел несколько бессмысленных минут, наблюдая снегопад и пытаясь оправиться от неудачи. Он неверно повел себя с Морозовой. Ошибка новичка: подошел слишком резко, слишком быстро, понадеялся на ее верность Льду и заботу о своих интересах, ожидал, что она не усомнится в его позиции. Ему требовалась помощь с големом, это верно, но он надеялся внедрить эту цель в планы ее начальства в КГБ.

Не получилось. Придется работать по старинке.

Когда люди в вестибюле гостиницы позади него рассеялись, он сунул руку в вазу с розами, постарался избежать шипов и вытащил сложенный листок бумаги, приклеенный к горлышку контактом Уинтропа. Капельки крови выступили на тыльной стороне ладони Гейба. Он не почувствовал, как задел шип. Слизнул кровь и раскрыл листок: номер Соколова — 618. У них не было времени снова проверить на жучки всю гостиницу, но он успеет осмотреть номер ученого на случай, если Морозова со товарищи начинила комнату прослушкой после последней проверки американским посольством.

Гейб взглянул на циферблат. Делегаты прибудут через полтора часа. Времени полно. Тщательно проверить жучки, зайти в вестибюль, переглянуться с Джошем и дать ему понять, что все чисто. Легко.

Он прошел мимо лифтов к служебной лестнице. После зимы в ледяных кабинетах шесть пролетов пойдут ему на пользу. В Каире он обещал себе никогда не жаловаться на холод. Вот она — цена обещаний.

Дверь за ним захлопнулась так громко, что Гейбу показалось, будто в черепе что-то дернулось. Однако это ощущение не ослабло, когда звук исчез. Оно осталось, оно тянуло его в подвал, к центру земли. Это был не колокольный звон, знаменующий присутствие Носителя, но тот самый рывок, который он ощутил в заброшенной конспиративной квартире.

Голем.

Черт.

Должно быть, Гейб и привел его сюда: голем жаждал его элементаль и втягивал его в игру в ночь операции Джоша. Стоило быть осмотрительнее, остаться в стороне, попросить Дома проверить номер — но нет. Все эти «стоило» можно приберечь для отчетов.

Обдумай ситуацию.

«Ты в пражской гостинице, в которой проводится конференция. В подвале голем, который выследит тебя, куда бы ты ни шел. Никто тебя не прикроет. И выхода тоже нет».

Умный человек убежал бы или позвал на помощь. Может, Уинтропа: Гейб не хотел бы оказаться у него в долгу, но бывают ситуации и пострашнее.

Однако сейчас Гейб не чувствовал себя шибко умным.

Он спустился в недра гостиницы.

4.

Таня мрачно бродила по этажу «Интернационаля», отданному под конференцию, осматривала залы и кофейные столики, развешивала расписания какой-то ерунды, с которой хотелось спорить. Причард. Ей не нравился этот мерзавец. Она не могла простить его за то, что он