И все же Иришку он любил. Как не любить: как посмотрит зелеными своими глазищами – так и растворяешься весь…

Почувствовав толчок в бок, Данил вернулся к реальности. Оказывается, пока он тут растворялся, Родионыч уже начал что-то говорить и теперь неодобрительно поглядывал на него.

– Рассказывать о местоположении и конструкции шахты Росрезерва я сейчас не буду. По той простой причине, что сам ничего об этом не знаю. Однако сегодня вечером к нам прибудет майор Аббас, старший каравана. Для особо языкастых скажу отдельно: услышу хотя бы одну насмешливую реплику с места – язык вырву с корнем. Вы меня знаете, мое слово твердо. Да, схлестнулись, да, повоевали, попробовали друг друга на прочность. Но теперь этот майор – наш последний шанс на выживание, на нормальное будущее. А потому – максимум уважения. Ожидаем его в районе девяти. Так что всем, кто будет в составе экспедиции, – прибыть к этому времени в «Тавэрну». Пиво уже оповещен, так что лишнего народа там не предвидится. Майор и доведет более точные сведения – куда мы суемся, что нас ожидает и на что можно рассчитывать в результате победы. Пока же я хочу уточнить только количество. Записываться – по одному.

* * *

Домой Данил вернулся в начале седьмого. Пока шел по коридору – прикинул: время есть, сейчас пожевать – и можно в чайную отправляться. Наверняка народ загодя соберется новости-то обсудить!

Предвкушал вкусный и сытный ужин, который наверняка уже наварила младшая, – и совсем забыл о намечающемся скандале. Вспомнил только перед дверью, чертыхнулся про себя. Вздохнул, задерживая дыхание – и как в омут.

Вошел – тишина. Кашей пшенной пахнет, тушняком, грибами… Повозился в тесной прихожей, снимая ботинки, заглянул в жилую часть отсека – вот они, нате вам. Полный набор. На кровати – Ирина с Ольгой сидят, насупленные обе, на диванчике напротив – отец Кирилл. Данил вздохнул – разговора не избежать. Прошел в комнату, сел на свое место во главе накрытого уже стола, стоящего у задней стенки шкафа, отгораживающего малый тамбурчик.

– Здравствуйте, отец Кирилл. Какими судьбами? – в отличие от матушки Галины, Санькиного отца на «ты» он никогда не называл. Так уж с детства повелось – не мог и все тут…

Отец Кирилл внимательно смотрел на Данила, молчал. Иринка с Ольгой тоже помалкивали. Пауза затягивалась.

– Мент, что ли, сдох? Чего молчим? – Данил разозлился, но вида не подал. – Присаживайтесь к столу, батюшка, отужинайте, чем бог послал.

Спокойно положил себе в тарелку каши с тушняком, грибков. Происходящее злило его все больше и больше. Ну, Ирка, ну выдала… Ладно бы просто скандалила – склоки внутри семьи он давно уже научился гасить, – но посторонних зачем впутывать? Выносить сор из избы – последнее дело.

Отец Кирилл кашлянул.

– Спасибо за предложение, Даня, – глубоким, густым голосом, какой, по мнению Данила, и должен быть у батюшки, ответил он, – но некогда мне. Вот, зашел проведать вас – а тут, смотрю, раздор. Содом и Гоморра…

– Никакого Содома, – поморщился Данил, откладывая ложку в сторону. Какая уж тут еда… – Имеет место обычная женская глупость и нежелание отпускать мужа от юбки. Ирина начала, Ольга присоединилась. И вас, как вижу, втянули. В курсе вы, батюшка, из-за чего раздор-то?

Отец Кирилл степенно наклонил голову.

– Не богоугодное это дело, дети мои, – у других людей пищу отнимать. На смерть их обрекаете… Сказано же: не вступай на стезю нечестивых и не ходи по пути злых; оставь его, не ходи по нему, уклонись от него и пройди мимо[51]…

Данил вздохнул – ох и любил же отец Кирилл вот эдак цитатку привести – и смотреть после, как человек отреагирует.

– А самим-то жить и кашу кушать хочется? Или лучше сгнить побыстрее?

– На все воля Божья…

Данил кивнул:

– Возможно. Только я с этой волей категорически не согласен. Вы понимаете, отец Кирилл? Ка-те-го-ри-че-ски! И если воля Божья на то, чтобы сложить лапки и пухнуть с голодухи, – извините. Мы ведь с вами не раз спорили по этому поводу. Не собираюсь я смиренно ждать, пока он на нас манну небесную прольет, и вы это знаете.

Отец Кирилл склонил голову.

– Ты всегда был слаб в вере, Даня. Возложи на Господа заботы твои, и Он поддержит тебя. Никогда не даст Он поколебаться праведнику. Православие учит смирению и стойкости. Только так мы сможем противостоять лишениям, обрушившимся на род людской. Страшный Суд – вот он, уже наступил, само Чистилище поднялось к нам из глубин земных, а ты и тебе подобные все не уйметесь. Помнишь ведь, что гордыня – один из грехов смертных?

– Какая еще гордыня, батюшка? Инстинкт самосохранения, и только. Пройдет полгода-год – и склады опустеют полностью. Уже сейчас в стандартный паек входят только грибы и сахар – лишь те продукты, которых у нас или много, или они хоть как-то восполнимы. Чем детей тогда кормить? Одними грибками сыт не будешь.

И потом – детишкам мяско нужно, сгущеночка, молоко сухое и прочие деликатесы. А где взять? Так что не говорите мне про смирение и терпение. Православие учит не только этому. Православие учит также защищать Родину свою, свой дом, своих близких. Помните, батюшка, в Евангелии от Марка: если царство разделится само в себе, не может устоять царство то; и если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот[52]! Родину мы уже просрали, остались дом и семья. Так не мешайте сохранить хотя бы то, что осталось!

– Как же ты защищать дом свой и семью собрался? Грабя других людей по праву сильного? Сказано: лучше кусок сухого хлеба, и с ним мир, нежели дом, полный заколотого скота, с раздором[53].

– Не грабя, отец Кирилл, нет. Забирая то, что мне положено. Росрезерв – система государственная, хоть государства того давно и нет. А я, получается, – гражданин этого государства. И мне по всем законам положена часть всего того, что находится в том хранилище.

Однако довод этот, прозвучавший, надо сказать, несколько фальшиво даже для его автора, не произвел никакого эффекта на отца Кирилла. Он усмехнулся, покачал головой и сказал:

– Лукавишь ты, Даня, ой лукавишь… Вот послушай. В девяностые годы прошлого века – а был я тогда уже в достаточно сознательном возрасте, чтоб понимать, что вокруг неладное творится, – расплодилось в нашей стране разваливающейся бандитов немерено.

И были средь них такие, кто называл себя рэкетирами. Так вот, действовали они теми же методами, что и ты мне сейчас излагаешь. Приходили к тому, у кого много, и говорили: «Делись. А нет – посмотришь, что с тобой будет». И если человек отказывался – творили свои черные дела. Убивали, жгли, резали…

– Ну да! Наверное, у них проблема так же остро стояла, как и у нас! – непочтительно перебил Данил батюшку, возмутившись этим несправедливым, на его взгляд, речам. – Знаю я про рэкет, дед рассказывал! Да только они к своим богатствам богатства добавляли!