В письме Лени был указан ее номер, и, поскольку телефон в квартире Вилли по-прежнему работал, я позвонил.

— Простите за неожиданный звонок. Меня зовут Бернхард Гюнтер, я детектив берлинского Крипо. — И, тщательно подбирая слова, добавил: — Я расследовал исчезновение вашей сестры.

Лени вздохнула:

— Все в порядке, герр Гюнтер. Я знаю, что она умерла. Будь она жива, связалась бы со мной. Но прошел почти год. Несколько месяцев назад я потеряла всякую надежду увидеть ее снова. Мы были очень близки, понимаете, и всегда на связи. Кроме того, мужчина, с которым она жила в Берлине до исчезновения, Вилли Бекман, приезжал ко мне сюда, в Гамбург, и сказал, что тоже считает ее мертвой.

— Но почему вы не обратились в полицию?

— Вилли сказал, что ради нашего общего блага лучше ничего не говорить полиции, поскольку человек, сказавший ему о смерти Фриды, из «кольца» и очень опасен.

— Он не говорил, как зовут этого человека?

— Сказал. Но даже спустя столько времени я не собираюсь его повторять.

— Вилли Бекман мертв. Вы знали об этом?

— Нет.

— Убийцу зовут Хьюго Гедиен. И я собираюсь арестовать его сегодня или завтра. Это имя назвал вам Вилли?

— Да, это.

— Я обвиню его в убийстве Вилли.

— Могу спросить, откуда вы все знаете?

— У меня есть свидетель.

— Свидетель, который выступит в суде?

— Да.

— Уверены в этом?

— Да. Свидетель — это я. Я видел, как он нажал на спусковой крючок. А еще он единственный подозреваемый в убийстве вашей сестры. Честно говоря, я надеялся, что вы сможете мне помочь. — Я сделал паузу, но, ничего не услышав, добавил: — Вы будете в полной безопасности, уверяю вас. Никому не нужно знать, что я с вами разговаривал.

— Чем я могу помочь?

— У меня есть подозрение, почему Хьюго убил вашу сестру, но нет реальных доказательств. Думаю, доказательства будут достаточной помощью.

— Причина убийства довольно проста. Хьюго и Фрида были любовниками. Потом Вилли ее увел — он был очень привлекательным мужчиной — и Хьюго решил отомстить. Убил ее. Закопал в какой-то неглубокой могиле. Так он сказал Вилли. Чтобы помучить. Конечно, Хьюго знал, что Вилли тоже из «кольца» и в полицию пойдет в последнюю очередь. Но я не понимаю, герр Гюнтер. Почему Хьюго убил Вилли именно сейчас, после стольких месяцев?

— Не смогу точно ответить, но думаю, потому, что Вилли увел новую девушку Хьюго, Хельгу.

— Полагаю, в этом есть смысл. Если вы ищете Хьюго, то у него квартира в Кройцберге. Но думаю, вы это знаете.

— Да. Знаю.

— Вы дадите мне знать, как пройдет?

— Конечно.

— Спасибо. И удачи. Она может вам понадобиться, ведь Хьюго — это Хьюго.

Вернувшись на «Алекс», я изложил Вайсу и Геннату веские доводы в пользу ареста Хьюго Гедиена и в сопровождении нескольких вооруженных до зубов офицеров отправился в квартиру в Кройцберге, где взял его под стражу. К моему удивлению, он спокойно пошел с нами, почти ничего не говоря, разве что настаивая на том, что мы взяли не того. Деталь, на которую мы обратили бы больше внимания, если бы не «Бергман МП-18», по-прежнему лежавший в его машине, и найденная мною в ящике стола, оставленная на память фотография отрезанной руки Фриды, той самой, где была татуировка с именем Вилли. Адвокаты такое называют презумпцией доказательств, что просто причудливый способ сказать: как только Гедиен увидел у нас фотографию, он изменился в лице и побледнел, словно его представили стае голодных волков.

Остаток дня и половина ночи ушли на допросы, и в конце концов он без малейших признаков раскаяния признался в обоих убийствах. Если бы я знал, что позже суд приговорит его лишь к пятнадцати годам тюрьмы, не стал бы так мучиться, но, разумеется, раскрытие пары убийств было лишь одной из причин, по которым я за ним охотился. Нет ничего лучше, чем раскрыть «холодное» дело, чтобы отвлечь внимание от серии «горячих».

Несколько дней никто не упоминал о докторе Гнаденшуссе. Бернхард Вайс созвал пресс-конференцию и устроил целый спектакль, рассказывая о том, что дело Фриды Арендт тянулось больше года; призвал к терпению, если речь заходит о преступлениях в городе. Он даже отметил мой вклад, но это едва ли ослабило мое чувство вины за сокрытие более серьезного преступления.

Даже Геннат поздравил меня, хотя я знал, что, по его убеждению, за моей упорной работой стояло нечто большее, чем выглядит на первый взгляд. Казалось, наибольшую проблему у него вызвал промежуток времени между тем, как я стал свидетелем убийства Вилли Бекмана, и арестом Хьюго Гедиена.

— У тебя был регистрационный номер машины, описание убийцы и его имя — чуть ли не размер его обуви, — и все же ты не доложил, — сказал он. — Я этого не понимаю. А если бы Хьюго Гедиен уехал? Он мог незаметно пересечь польскую границу, а мы бы ничего не узнали.

— На этот риск я готов был пойти.

— Не тебе принимать решения. Комиссия так не работает. Ты уже должен понимать. Мог позвонить мне или кому-нибудь другому из этого отдела и продиктовать регистрационный номер машины, не нарушая свое прикрытие.

— Послушайте, когда я увидел на мертвой руке Бекмана татуировку с именем Фриды, захотел выяснить, смогу ли связать его с тем убийством. Я не мог ничего этого сделать, пока изображал клутца.

— Но Вилли Бекман не собирался никуда деваться, — возразил Геннат. — Он был мертв. Нет, очень похоже на то, что ты собирался стать героем. По первому впечатлению, это делает тебя искателем славы.

— Возможно, вы правы. Возможно, я такой. Возможно, я решил, что нам здесь не помешает немножко славы.

— Но только по первому впечатлению. Ты не жаждешь славы. Зачем так говорить, если мы оба знаем, что это неправда? Ты совсем другой. Думаю, я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы сказать это.

— Не понимаю, к чему вы клоните, сэр. Комиссия по расследованию убийств только что покончила с двумя нераскрытыми делами. Что в этом плохого?

— Ничего. Совсем ничего.

— Я делал свою работу.

— Да ладно, Гюнтер. Ты здесь разыгрываешь свою карту. Только я не понимаю какую. И это раздражает, потому что мне следует быть сообразительным. Не зря же меня называют Большим Буддой.

— Не представляю, о чем вы говорите, Эрнст.

— Тогда объясню тебе по буквам. Мне не нравится то, как это вытаскивает Комиссию из ямы. Слишком уж на руку выходит. В газетах нас ругали за то, что не выполняем свою работу должным образом, и тут появляешься ты и в одночасье все исправляешь, раскрыв два дела по цене одного. За это тебя сделают инспектором. Может, дадут медаль. Бернхард Вайс в восторге. Министр тоже.

— Но не вы.

— У меня язва. И когда она не ворчит, ворчу я. Ты хороший детектив, Гюнтер. И однажды станешь отличным комиссаром. Но ты человек с секретами. Вот что я думаю. В тебе скрыто гораздо больше, чем кажется. Не могу отделаться от мысли, что существует причина, по которой ты раскрыл два этих убийства именно тогда, когда раскрыл. И так ловко, будто на них были розовые бантики.