– Почему? Он поделился с вами своей настороженностью?

– Нет. Я просто имел возможность наблюдать ее.

– Где? В лифте?

– Ну что вы! Чуть позже, несколько дней спустя, еслибыть точным. Когда мы вместе с Ги осматривали букинистический.

– Зачем вы его осматривали?

– Как же – зачем? Договор был на стадии подписания –самое время взглянуть в глаза такому ценному приобретению, как магазин.

– Опишите мне ее.

– Кого?

– Эту чертову книжную лавку.

– Вы же видели ее… как вы утверждаете.

– Опишите.

– Хорошо. Два этажа, собственно магазин занимает первыйэтаж. Есть еще второй, с жилыми комнатами. Их три, не считая небольшой кухни,двери выходят в одну из галерей. Галереи идут по периметру всего этажа, вдольстеллажей – их тоже можно считать продолжением магазина. В центре – холл, и к немуведет подобие галерей… Небольшие такие мостики с перилами.

– И все?

– Все.

– По-моему, вы кое-что забыли, мсье Перссон.

– Что именно?

– Внутренний дворик. В него можно попасть, еслипройдешь через подсобку первого этажа.

– А-а, вы об этом… ну какой же это внутренний дворик,помилуйте/ Так, архитектурная нелепость. Недоразумение.

В него можно попасть, если пройдешь через подсобку первогоэтажа. Никакими другими путями до него не добраться. Разве что спуститьсясверху, со стен. Но для этого надо быть как минимум альпинистом и иметьсоответствующее снаряжение. Сколько окон выходят во дворик? Учитывая все четырестены, его окружающие…

– Откуда же мне знать?

– Вы ведь агент, мсье Перссон. И наверняка хорошоизучили все особенности продаваемого объекта.

– Мне бы и в голову не пришло назвать внутреннимдвориком этот каменный мешок…

– Пять на семь метров – итого еще тридцать пятьквадратов к заявленным двум сотням. Не слишком ли просторно для каменногомешка, а?

– Но…

– Пара клумб. Дерево. Платан. Поправьте меня, если яошибся.

– Не платан. Пиния.

– Вот видите. Пиния. Хорошо, что вы разбираетесь вдеревьях.

– Я не разбираюсь в деревьях, к тому же это давнозасохло. А пинию признал в нем Ги.

– Какой разносторонне образованный молодой человек! Туттебе и Диллинджер, и Жанна Моро с «Лифтом на эшафот», и пиния…

– Вспомнил!

– Что еще вы вспомнили?

– Лино Вентура. Это он играл главную мужскую роль.Главную женскую играла Жанна Моро, а главную мужскую – Лино Вентура. Моя женакак-то сказала мне… много лет назад… что в зрелые годы я буду похож: на ЛиноВентуру.

– Не очень-то вы на него похожи, если честно.

– Я знаю. Я рано полысел, увы… Если уж я на кого-то ипохож: – так на Мишеля Пикколи. Вы не находите, мсье Бланшар?

– Может быть. Я плохо помню Мишеля Пикколи.

– Конечно, вы человек совсем другого поколения. И у васдругие кумиры.

– У меня нет кумиров.

– Да-да, я понимаю… Вы не из тех, кто может насвистеть:«Возвращайся к нам опять, Джимми Дин, Джимми Дин»…

– Лучше вернемся к внутреннему дворику. И к мсьеКутарба, признавшему в засохшем дереве… как ее?..

– Пинию.

– Именно.

– Он расчувствовался – Ги. Когда увидел это дерево.Сказал, что оно напоминает ему детство.

– Пиния?

– Да. Что неподалеку от его дома была пиниевая роща. Онтак искренне это сказал, с такой светлой грустью… Я сразу вспомнил одногосвоего клиента, купившего дом в Понтуазе…

– Оставим в покое Понтуаз.

– Вы не поняли, мсье Бланшар. Пиния была мертва, отсюдаи грусть.

– Диллинджер мертв, пиния мертва… Это вы показали Гивнутренний дворик?

– Собственно… Я хотел провести Ги по второму этажу, мыдаже поднялись на один лестничный пролет…

– И что?

– Пришлось остановиться на площадке. Мне показалось,что в какой-то момент Ги раздумал подниматься.

– Сказалось, как вы изволили выразиться, егонастороженное отношение к лестницам?

– Возможно. Во всяком случае, он сосредоточился накартине в простенке. Несколько минут ее разглядывал.

– Что за картина?

– Вы должны были ее заметить, если были вбукинистическом. Какой-то средневековый сюжет под стеклом. Мне показалось, чтоГи уже знаком с ним.

– Почему вам так показалось, мсье Перссон?

– Он знал, кто именно изображен на картине. СвятойМартин, не самое распространенное имя святого, не так ли? Он знал и названиесюжета – «Милосердие святого Мартина».

– Ну и что?

– Ничего особенного, конечно. Это всего лишь вопросэрудиции. Вот только… Картина осталась от прошлых хозяев, так же, как и афишаФранцузской Синематеки. И стекло на ней было покрыто толстым слоем пыли. Длятого чтобы разглядеть ее, мне пришлось погубить свой собственный носовойплаток. Я протер им стекло.

– Ну и что?

– Ничего особенного, конечно. Но Ги сказал мне оМартине еще до того, как я вытащил носовой платок. Он не мог видеть картины, онмог только вспомнить ее.

– И вас это не удивило?

– На долю секунды, не более. Ги ведь не скрывал, чтобывал здесь. Возможно, даже в детстве…

– Смею вас уверить, мсье Перссон, детство Ги Кутарбапрошло вдалеке не только от Парижа, но и от Франции.

– Значит, он посетил букинистический позже.

– Несомненно, позже. И не исключено, что именно в тосамое время, когда от магазина остались одни воспоминания. Вопрос в другом –как он туда попал.

– Спросите об этом у него самого.

– Обязательно спрошу. Как вы думаете, почему засохлапиния во внутреннем дворике?

Ги объяснил это отсутствием солнечного света. Пиния ведьсолнцелюбивое дерево, а света там явно не хватало. Каменный мешок и есть, мсьеБланшар.

– Так сколько окон туда выходят?

– Во внутренний дворик?

– Да.

– Честно говоря, я не помню. Кажется, одно-единственное:на противоположной, северной стене, на уровне примерно третьего этажа.

– Одно-единственное?

– Еще одно окно – на восточной – заложено кирпичами.Старая кладка.