– Правильно видите.

– Это как же так?

– Да вот так. Зачем вам нужны были станки, для которых в цехах даже места не было?

– А кооперация на что?

– То есть?

– Я с мастерскими кооперировался, пока до реконструкции фабрики еще далеко.

– Выход продукции был чей: ваш или мастерских?

– Этого я сейчас точно не помню. Вы ж протокол пишете – с потолка отвечать не стану. Позвольте, я свяжусь сейчас с заводом и представлю вам официальную справку по поводу этих станков.

– Пригорска приходится ждать три часа, линия загружена.

– Так я срочный разговор закажу. Дело-то экой оборот неприятный получает. И с Налбандовым этим вы меня огорчили. Когда мне показали фото, я, конечно, сразу его узнал, а наш начальник райотдела милиции меня успокоил. «Ничего, – говорит, – страшного с ним не случилось». А сейчас все одно к одному. Ох, господи, и сердце вон сразу прижало. У вас валидола нет, товарищ Костенко?

– Увы.

– Я хоть до аптеки дойду, если позволите.

– Пожалуйста. Здесь, на улице Герцена, есть аптека, это рядом.

Однако Пименов не вернулся к Костенко. Не появлялся он и в гостинице. Костенко обзвонил все больницы и морги – Пименова там не было. В девять вечера был объявлен розыск Пименова, но утром следующего дня из Пригорска позвонил начальник милиции и, чуть усмехаясь, сообщил, что ему не совсем понятно, зачем объявлять розыск Пименова, если он сейчас у себя в кабинете проводит экстренное совещание.

– Что за совещание? – поинтересовался Костенко. – Тема?

– Тема нужная – о борьбе с разгильдяйством. Из районной плановой комиссии пригласил людей, от нас, из горисполкома – всех шерстит, говорит, что его под позор подвели.

– Понятно, – задумчиво сказал Костенко и осторожно притронулся к ребрам – их намяли ему сегодня в клинике Иванова, и постоянная тупая боль теперь разошлась по всему животу. – Понятно, – повторил он. – Значит, вот что. Вы за ним, пожалуйста, смотрите как следует.

– То есть?

– Ну как мы смотрим? Неясно? Наблюдение за ним пустите.

– Так он же возвращается в Москву. Он сказал, что прилетел на три часа совещание собрать, документы приготовить, – и мигом обратно.

– Вот вы его до самолета и доведите.

– А санкция?

– На меня сошлитесь.

– Сослаться, конечно, можно, но ведь документа нет. Вы меня правильно поймите, товарищ Костенко. Что за ссылка без документа? Кто ее к делу приобщит?

– Хорошо. Положите трубочку, я сейчас перезвоню и дам вам официальную телефонограмму.

– Только учтите. Пименов у нас в области – уважаемый человек. Всегда в передовиках и на Доске почета… Я должен райком поставить в известность.

– Поставьте, это разумно во всех смыслах. И скажите, что я его привлекаю к уголовной ответственности. Завтра я вам вышлю копию постановления.

«А может быть, мне сейчас надо лететь в Пригорск? – подумал Костенко, положив на рычаг телефонную трубку. – Ведь он туда ринулся не для того, чтобы совещание провести, – это как божий день ясно, Налбандов-Урушадзе. Ей-богу, он за этим туда полетел. За чем же еще? Неужели он рассчитывал за день документацию подчистить? Наивно это, он человек деловой. Только Налбандов. Уговаривать будет, чтобы Налбандов взял все на себя. Где Налбандов? Его же нет. А может, он скрывается у Пименова дома? А что, если директор решил скрыть его навсегда, – очень заманчиво возложить на покойника всю вину за хищение. Нет, хозяйственник такого уровня на мокруху не пойдет, не должен Пименов идти на убийство. Он что-то другое предложит. А что?»

Костенко снова связался с Пригорском.

– Слушайте, майор, у меня к вам еще одна просьба. О Налбандове у вас нет никаких новостей?

– Никаких.

– Вы бы посмотрели аккуратно квартиру Пименова, может быть, он там?

Костенко услышал на другом конце провода смех: майор смеялся, закрыв ладонью трубку.

– Хорошо, товарищ полковник, – покашляв, сказал начальник райотдела милиции, – мы это сделаем, если вы так считаете.

– Ну так вот, – озлившись, сказал Костенко. – Налбандов сейчас в ваших краях.

– Это чьи данные?

– Мои. Мои данные. Извольте проинструктировать своих сотрудников. Ясно? Налбандов где-то в ваших краях, и он очень нам нужен. А я к вам завтра прилечу, я заказываю билет на утренний рейс.

Попросив задержаться после совещания начальника охраны и своего заместителя, Пименов, откашлявшись, сказал им:

– Я сразу на самолет, товарищи. Возвращаюсь в Москву допивать чашу моего позора. Хочу вам вот что сказать… Сегодня же проведите собрания в цехах по вопросу о бдительности. Это раз. Проинструктируйте ВОХР: пусть задерживают всех подозрительных, кого заметят на территории и рядом с забором. В случае отказа добровольно сдаться – стрелять. Стрелять мерзавцев! Для бандита не такой уж большой труд сделать дубликаты ключей к замкам на дверях хранилища. Милиция тщательно проверила, не было ли взломов. А зачем им быть? Кто-то из своих может дубликат ключа сделать – вот тебе никакого взлома и в помине нет. Пусть наша «вохра» оружие проверит, а то, я думаю, оно у нас в смазке лежит. А ты, – Пименов обернулся к своему заместителю Гусеву, – следи, чтобы экономисты завтра же расчет закончили. И чтобы с выкладками попонятней – и про пользу кооперации, и про необходимость прямых связей, чтоб было ясно тем, кто хочет нас компрометировать, – мы стояли, стоим и будем стоять на страже народного рубля. Мы всегда руководствовались тем, как лучше. Плохо старались – поправьте, укажите на ошибки, а напраслину на коллектив валить не позволим, времена не те…

Прошлой ночью, прилетев в Пригорск, Пименов решил сразу же отправиться в горы. Выкатив из сарая мотоцикл, он собрался было предупредить жену, но окна в доме были темные – старуха ложилась спать рано. «Затемно вернусь, – подумал он, – она и не поймет, вечер или утро. Ничего, сейчас важней всего в горы попасть, пока меня еще никто не хватился». Он посмотрел, как в сарае навалены дрова на тайник, подумал, не прихватить ли с собой деньги и золото, но потом решил, что не стоит, – тайник надежен, да и вряд ли дело дойдет до обыска, особенно после того, что он решил предпринять.

Человек многоопытный, по-своему умный, быстрый в решениях и точный в логическом рассуждении, Пименов, выстраивая сейчас линию поведения, допускал ошибку, типичную для всех тех, кто осознанно стал на путь преступления. Пименов упустил обстоятельство весьма существенное: всякое преступление открывается – рано или поздно, но обязательно открывается, ибо тайное, связующее преступников, всегда слабее явного, объединяющего людей закона.