— Да, предателю оставался только один выход! — задумчиво произнёс Рамзес. — Но как странны эти совпадения — едва открылась измена второго казначея Мерикары, как он вдруг скоропостижно умер. Теперь я думаю, может, он тоже покончил с собой? Хотя он едва ли мог узнать так быстро, что люди, посланные им, чтобы похитить сына амазонки Пентесилеи, потерпели неудачу и что один из них его выдал. Для этого нужно было бы ему иметь уши прямо у меня во дворце. А такого не может быть! Впрочем, всё это не так уж важно. С чем ты шёл сюда, Панехси? Отчего захотел меня видеть так спешно?

Последовало короткое молчание, потом везир ответил:

— Неужели ты не понимаешь, о Великий Дом, как опасно для тебя то, что Гектор нашёл в этом походе своего великого брата, и что оба они вот-вот будут здесь?

— Не понимаю, — голос фараона звучал очень холодно, почти отрешённо. — Почему опасно? Объясни.

— Гектор, этот надменный потомок великого царя Ила, никогда не простит Египту давления на Нубию, в то время когда Нубия хотела было поддержать Троаду в войне с ахейцами. Никогда Гектор не простит тебе, о фараон, своего пленения и заключения в темнице, когда он пережил и великий страх смерти, и великое унижение. Только опасения за жизнь брата заставили его смириться и пойти на твои условия. Он смирил свою гордость, но затаил в душе гнев и жажду мести! Ему нужно было только найти Ахилла. И вот он нашёл его!

Рамзес рассмеялся. Его смех показался Сети злым и отрывистым, но Великий Дом владел собою. Заговорил он вновь очень спокойно:

— Ну, и что с того, Панехси? Теперь они уедут.

— Теперь они постараются тебя убить! — воскликнул везир.

— Ого! И ты думаешь, они бы сумели? — усмехнулся Рамзес. — Вдвоём? Ну, пускай втроём, вместе в этой невероятной амазонкой, которая, как я помню, спасла тебе жизнь. Они смогут убить фараона? Так?

Панехси вновь выдержал какое-то время и затем заговорил куда резче, чем говорил до того:

— Ты, кажется, забыл, кто такой Ахилл, о мой повелитель! Ты забыл, что слава его до сих пор потрясает все страны, будто слава великого божества? Ты забыл, что о нём рассказывают? Даже если две трети его легендарных подвигов — вымысел, всё равно это — величайший герой, какого только видели люди в обозримые времена! И случилось так, что его, как и Гектора, пленили на твоей земле, унизили и оскорбили, едва не обратили в рабство, а когда он бежал, травили и преследовали, будто дикого зверя! И ты думаешь, что он, в гневе сносивший крепостные стены, простит ТАКИЕ обиды?! Нет, о Великий Дом, нет, нет, нет!

Панехси умолк, ожидая ответных слов фараона, однако Рамзес молчал.

— Они идут сюда, чтобы вместе отомстить тебе! — воскликнул везир, снова возвышая и напрягая голос. — И как ни надёжна твоя охрана, как ни преданны твои слуги, боюсь, эти два исполина могут тебя погубить!

— И это значит, — ровным, безо всякого выражения голосом заключил Рамзес, — что я должен убить их. Так?

Панехси вздохнул почти неслышно, но голос тут же выдал его:

— Ну, для чего же обоих, великий? Тебе достаточно будет убить Ахилла. Да и его не нужно убивать. Он ведь может просто случайно погибнуть... Скажем, вблизи Мемфиса, во время последнего ночлега армии его может ужалить змея. Он может просто сильно расхвораться. Ведь тебе донесли, что он был болен, так?

— Так, — подтвердил Рамзес. — И что же?

— И он просто не доедет до Мемфиса.

Фараон вновь засмеялся, на этот раз суше и холоднее.

— Но разве Гектор глупее нас с тобой, Панехси? Разве он не поймёт, что такая случайность вряд ли случайна? А если поймёт, то не следует ли мне опасаться его мести?

Везир, судя по звуку шагов, прошёлся взад-вперёд по комнате и остановился.

— Один он не так опасен. Хотя ты прав, великий: для верности было бы лучше, если бы и он умер.

— И тоже от укуса змеи? — Рамзес продолжал смеяться.

— Возможно. Есть места, где змей очень много, и они часто кусают неосторожных. А быть может, с Гектором что-нибудь случится уже здесь, в Мемфисе. Двое в один день — это слишком подозрительно.

Пёс садовника опять гулко и пронзительно завыл где-то возле самой террасы. Его вой среди абсолютной, ничем не нарушаемой тишины показался Сети настолько жутким, что он вздрогнул и тотчас понял, что спина, которой он прижимается к стене, совершенно мокрая — пот тёк с него не каплями, а сплошными струями.

— Слышишь, Панехси? — заговорил между тем Рамзес. — Всё воет. Кто-то из жрецов мне говорил, что собаки чуют зло.

— Тогда они должны выть днём и ночью! — воскликнул везир. — Зла в мире больше, чем звёзд в этом ночном небе.

— Смотри не в мир, а в свою душу! — в голосе фараона уже открыто прозвучал гнев. — Ты ведь хочешь только одного: жениться на этой красавице-амазонке! Что отворачиваешься? Это ведь так? Так, я знаю! Но она ведь не просто женщина... Она всё поймёт и убьёт тебя. Или меня. Или нас обоих.

Теперь рассмеялся Панехси, и его смех прозвучал, будто ответ на очередной тоскующий вопль осиротевшего пса.

— Она поймёт, что ей нужно подавить свой пыл, о великий! У неё ведь ребёнок, и в случае чего он тоже погибнет.

Некоторое время оба собеседника молчали. Рамзес, видимо, оставался в своём кресле, слышно было, как он постукивает костяшками пальцев по резному палисандровому подлокотнику. Везир вновь заходил по комнате. Несколько раз он подходил к окну — его тень падала на светлый прямоугольник, который тянулся от этого окна по полу террасы.

— В любом случае, — вновь заговорил везир, — Ахилл не должен здесь оказаться. Он — легенда, образ настоящего героя, которым так любят грезить твои туповатые подданные. В их сознании великий Ахилл соотносится с великим Рамзесом Вторым, с фараоном, память о котором и сейчас будоражит воображение, напоминая о самой громкой славе Египта и о самом громадном его могуществе. Ахилл, если он умён — а он умён, я не сомневаюсь... Так вот, он может воспользоваться этим сходством и преимуществом этого сходства.

— Ах ты, паук ядовитый!

Раздался такой звук, будто фараон ударил кулаком по подлокотнику.

— Ах ты, сороконожка! Ты решил напугать май?!

— Только лишь напомнить тебе, Великий Дом, как часто судьба царей бывает изменчива и коварна, — тихо и вкрадчиво, с каким-то особым выражением проговорил Панехси.

Кресло Рамзеса заскрипело: должно быть, он встал.

— Я не нуждаюсь в твоих напоминаниях. Поди прочь, на сегодня мне хватит тебя и твоих нашёптываний.

Шаги везира стали удаляться, но вот он остановился, очевидно, уже почти возле двери.

— Но решение нужно принять сейчас, повелитель! — сказал он с той жёсткой настойчивостью, которая порой делала его просьбы, обращённые к фараону, если не приказами, то грозными требованиями. — Нужно сейчас решить, доедет ли Ахилл до Мемфиса. Через три дня они будут здесь, а лучше сделать это во время их последнего привала, за пределами города.