На этот раз у нее не осталось никаких сомнений ни в смысле его слов, ни в приглушенном смешке, которым они сопровождались. Твердый выступ коснулся ее живота – лезвие пробудившейся мужественности Пэйджена. Баррет напряглась, страх уступил место ярости. Высокомерный дурак! В то время как она терзала себя мыслью, что убила его, он воспользовался возможностью осуществить свои развратные намерения. Баррет яростно толкнула его в грудь.

– Слезь с меня, бессердечный мерзавец!

Мгновением позже она содрогнулась от собственной грубости. Но тело Пэйджена не сдвинулось ни на дюйм.

– Слезь сейчас же, похотливое животное! Бесполезно. Баррет сумела высвободиться из-под его плеч.

Большое тело, казалось, напряглось. Он слегка приподнялся.

– Господи, помоги...

Судорожный кашель не дал ему договорить. Немедленно борьба Баррет прекратилась. Она молча замерла, пока его кашель сотрясал их обоих. Громко затрещав, фонарь разгорелся ярче и осветил изможденное лицо Пэйджена. Баррет рассмотрела, что его губы плотно сжаты, глаза затуманены болью. Дрожь сотрясла его тело. Баррет боялась, что он потеряет сознание. Но вот его пальцы зарылись в теплые волосы на ее виске.

– Господи, помоги несчастному мужчине, который попытается обидеть тебя, Angrezi. – Он сжал пальцы. – Ты и вправду весьма кровожадная девка...

Внезапно его пальцы разжались и сползли ей на шею, дыхание со свистом вырвалось из его губ. После этого он замер.

– Осторожно, Нигал!

Баррет с тревогой наблюдала, как Нигал и двое носильщиков осторожно поднимали тяжелое тело Пэйджена на кровать. Фонари, качающиеся на ветру, отбрасывали длинные тени на стены палатки. Снаружи заглядывали беспокойные лица рабочих. Каждые несколько секунд Мита поднималась на ноги и жестом просила их уйти, но совершенно напрасно.

По крайней мере чувство вины Баррет продолжалось недолго. Когда зажгли все лампы, они обнаружили небольшой серебряный кинжал с кованой рукояткой, который глубоко засел в плече Пэйджена. Именно он был причиной его падения, а не пуля Баррет, которая пробила отверстие в дальней стене палатки. Оказалось, Пэйджен забыл сообщить ей, что его револьвер бил вправо.

Удаление кинжала заняло много времени, и побледневшая Баррет чувствовала сильную тошноту, когда Нигал справился со своей задачей. Перевязку и промывание раны она оставила Мите, чей опыт в таких делах был намного больше, чем ее.

К счастью, Пэйджен не приходил в сознание, думала Баррет, так как весь этот процесс был мучительно-болезненным. Даже в бессознательном состоянии Пэйджен так дергался, что она и Мита едва могли удержать его.

– Вот и все. – Мита медленно осмотрела свою работу. – Это все, что я могла сделать. Теперь мы должны молиться Шиве, чтобы на кинжале не оказалось яда.

Баррет застыла, широко открыв глаза.

– Нет, они не могли...

– Наверняка могли бы, мэм-сагиб, если бы смогли отыскать цветок с алыми лепестками и пурпурными семенами или корни цветущей в ночи лилии. И то и другое одинаково смертельно. Но мы должны надеяться, что у них не было ни времени, ни терпения на поиски таких вещей.

Баррет медленно повернулась, пристально глядя на бледное лицо человека в кровати. Оно было измождено, глубокие морщины запали у рта и на лбу, он даже сейчас чувствовал боль.

– Что мы теперь можем сделать, Мита? – тихо спросила она.

– Ждать, мэм-сагиб, – ответила женщина. – И молиться всем нашим богам, чтобы они позаботились о Тигре-сагибе сегодня ночью.

Что-то говорило Баррет, что она не молилась уже очень давно, но когда Мита начала произносить нараспев негромкую молитву, Баррет тоже бессознательно сложила вместе ладони и опустила голову.

Баррет и Мита по очереди заботились о Пэйджене, вливая ему в рот травяной отвар, вытирая полотенцем пот с его тела, когда начинался мучительный приступ лихорадки.

К счастью, ночная вылазка оказалась успешной, и нападавшие не вернулись. Снаружи Нигал и другие мужчины по очереди стояли на часах, с тревогой ожидая, когда Пэйджен сможет двигаться. Но приступы лихорадки только усилились. Хотя нож не задел жизненно важных органов, рана оказалась очень глубокой.

Ему потребуется не меньше двух дней отдыха, твердо заявила Мита. Нигал нахмурился и резко возразил на тамильском языке. Внезапно вспомнив о присутствии Баррет, Мита обратилась к ней:

– Идите, мисс. Поешьте что-нибудь. Нигал принес рис и фрукты. После вас я схожу поесть. – В ответ на протестующий жест Баррет Мита решительно покачала головой. – Если вы не будете есть, вы не сможете помочь ни мне, ни ему.

Не ожидая ответа, служанка снова повернулась к Нигалу и с прежней энергией возобновила спор.

Они все еще спорили, когда Баррет неторопливо покинула палатку.

– Мита?

Баррет осторожно отвела в сторону створку палатки и шагнула в тень.

– Я здесь, мэм-сагиб.

– Что-нибудь изменилось?

Баррет услышала сдержанный вздох Миты.

– Нет, все по-прежнему. Лихорадка не дает ему отдыхать, и каждое движение угрожает повторным открытием раны. Ох, я боюсь, я ужасно волнуюсь, мисс.

В полумраке лицо Пэйджена было очень бледным, только черная щетина проступала на подбородке. Как только Баррет заняла место Миты около кровати, он застонал и стал ворочаться, размахивая рукой. Баррет осторожно задержала напряженные пальцы и положила руку на грудь, не выпуская из своей.

– Я боюсь, что ему снится прошлое, – сдержанно произнесла Мита. – Его старое имение на северо-западе Индии, еще до Великого восстания. Он никогда никому не рассказывает о тех днях. Особенно о событиях в Канпуре.

При звуке этого названия руки Пэйджена напряглись. Баррет медленно, ритмичными движениями гладила их, пока он не расслабился снова.

– То место, о котором ты говорила, Мита. Нан... – Она замолчала, глядя на Пэйджена. – Расскажи мне о нем.

Лицо Миты омрачилось.

– Злое место. Место боли и предательства, – прошептала она и нагнулась к уху Баррет. – Нан-сагиб, шакал, который правил городом, когда восстали мятежники, обещал англичанам безопасный проход вниз по реке. Но вместо этого... – Мита замолчала на полуслове.

– Расскажи мне, Мита. Я должна знать... Если я пойму, я смогу ему помочь, когда его будут терзать кошмары.

Служанка сделала над собой усилие.

– Ну хорошо, – начала она дрожащим голосом. – Несмотря на его обещания, лодки были обстреляны, как только Angrezi отошли от пристани. Через несколько минут все было закончено. Все, кроме одной лодки из сорока, были потоплены у речной пристани. Тогда река стала красной, красной от крови мужчин, женщин и детей.

У Баррет перехватило дыхание. Так вот какое видение мучило Пэйджена? Возможно, там были его близкие? Может быть, жена?