— Я пришла, чтобы… — Она стала шарить в своей сумке.

— Я знаю, зачем вы пришли. Я вас ждал. — С тяжелым вздохом он опустился в кресло у стола. — И я знаю, кто вы.

— Вам Таннер рассказал.

Она знала, что он расскажет. Стоя напротив Дженнингса, она нацелилась ему в лоб.

— Я в любом случае узнал бы вас, дорогая Юджиния. Вы вылитая ваша мать. Вы знали об этом?

Этот вопрос был настолько неожиданным, что выбил почву у нее из-под ног. Слезы подступили к глазам. Кроме него, на свете не было ни одного человека, который помнил бы ее мать.

Она крепче сжала рукоятку «кольта», но потом опустила его. И не смогла удержаться от вопроса:

— Я этого уже не помню. Как она выглядела?

Ваша мать была прелестной, элегантной и стройной, как тростинка. У нее были серо-голубые глаза и такие же, как у вас, рыжие волосы. — На его морщинистом лице появилось что-то вроде улыбки. — Она была грациозной, но сильной, мудрой, смелой, любящей. — Повернувшись вполоборота, он остановил свой взгляд на горах за окном. — Я был для нее неподходящей парой. У нее были деньги и положение в обществе. У меня не было ни того ни другого. Но Дельфиний до этого не было дела.

— Вы обманули ее доверие, негодяй! — Она снова направила на него «кольт», но ее рука дрожала.

— Да, это так. — Он повернулся к ней. Его голос был тверд. — С того вечера, как Мэтью сказал мне, что вы появитесь, я думал о том, что я вам скажу. Я мог бы сказать вам, что без Дельфиний у меня не было бы средств, чтобы отправить моего сына учиться. Но это только половина дела. Мне хотелось жить той жизнью, которую показала мне Дельфиния. Что бы я ни сказал, оправдания мне нет. Я обманул доверие Дельфиний и тем самым безвозвратно изменил вашу жизнь. — Облокотившись на стол, он прикрыл ладонью глаза. — Мэтью рассказал мне, что вы и ваш друг ели то, что находили в мусорных баках. Что бы я ни сказал или сделал, этого изменить нельзя. Я бы отдал все, что имею, если бы это было возможно.

— Вы не просто изменили мою жизнь, негодяй! Вы разрушили ее!

«Кольт» оттягивал ей руку. Может быть, Дженнингс решил выиграть время? Ждет, что Пайпер вернется с дюжиной палачей? Нет. Он сказал, что ждал ее. Клод Пайпер знал, кто она.

— Вы мне не поверите, но я разрушил и свою жизнь. — Он поднял с пола портрет Фокс. — Я потратил годы на то, чтобы найти вас. Но миссис Уилсон умерла, и никто не знал, что случилось с вами.

— Ваша жизнь тоже была разрушена? — Она в это не верила.

— Когда-то я думал, что я хороший, порядочный человек. Но потом понял, что это не так. И это отравило мне жизнь. Я не был таким отцом, каким должен был быть. Я требовал от Мэтью невозможного, чтобы оправдать то, что я сделал, чтобы сказать себе, что стоило ради сына совершить это злодеяние. Я надеюсь, что Дельфиния одобрила бы то, как я распорядился частью ее денег. Но это не меняет способа, каким они мне достались. Не оправдывает того, как я поступил с вами.

— Вы украли мои деньги!

— Это было самым большим преступлением — бросить маленького ребенка.

Сердце Фокс билось так, словно было готово выскочить из груди. Ее мать любила этого усталого, измученного человека. Его любил Таннер.

— Я собираюсь убить вас, — процедила она сквозь зубы. Его раскаяние не тронуло ее. Оно опоздало.

— Я знаю.

Он не делал ничего, чтобы защитить себя. Он знал, что она придет, но разрешил Пайперу пустить ее в офис. Он не позвал шерифа, не выхватил из ящика письменного стола револьвер и не выстрелил в нее первым.

Хоббс Дженнингс сидел перед ней со спокойным, отрешенным видом и смотрел на нее полными муки глазами. Этот человек не боится смерти. Смерть будет для него освобождением от преследовавшего его прошлого, которого он стыдился.

— Я — то возмездие, которого вы ждали, — прошептала она с ненавистью.

Хоббс Дженнингс поставил ее портрет рядом с портретом Таннера и посмотрел на Фокс.

— Прости меня, Юджиния, за то страшное зло, которое я тебе причинил, и за то, что обманул доверие женщины, которую любил. Ты не можешь себе представить, как я об этом сожалею. Ты заслуживала лучшего.

— Ты прав, черт бы тебя побрал! Фокс прицелилась и выстрелила.

Дверь офиса с шумом распахнулась, и в комнату ворвался мистер Пайпер, по дороге споткнувшись о ковер.

— Все в порядке, мистер Пайпер. — Хоббс Дженнингс открыл глаза и втянул воздух. — Занимайтесь своими делами.

Клод Пайпер ошалело посмотрел на дымок, поднимавшийся над дулом револьвера Фокс, и бросился было к разбитому окну за спиной Дженнингса, но потом кивнул и попятился к двери.

Когда он вышел, колени у Фокс подогнулись и она рухнула на стул напротив Дженнингса. Уронив на пол «кольт», она закрыла рукой глаза.

— Я ненавижу вас больше, чем кого бы то ни было на свете. — Ее голос дрожал. — Я так давно вас ненавижу, что не помню времени, когда ненависть не была частью меня. Я не могу найти слов, достаточно крепких, чтобы выразить сожаление по поводу того, что не убила вас. Но я не могу этого сделать. Не понимаю почему, но просто не могу.

Частично причина была в том, что все это имело отношение к людям, которых она любила. Ее матери, Пичу, Таннеру. Но главной была та, что, убив Хоббса Дженнингса, она окажет этому негодяю услугу.

— И что произойдет дальше? — В комнате повисла тишина. — Вызовете шерифа?

Дженнингс отвел взгляд от созерцания стоявших перед ним, двух портретов.

— На самом деле я подумал о том, чтобы позвонить Пайперу и попросить его принести нам чаю. Вы пьете чай?

— Нет, конечно. Я не пью эту бурду. Кофе более приемлем, но лучше бы виски. В этот кошмарный день — только виски. — Она злобно посмотрела на него. — Благодаря вам я не благовоспитанная девушка, которая пьет чай. Я всегда выбираю виски, и большинство мужчин уже будут валяться под столом, а у меня ни в одном глазу. — Она вздернула подбородок и взглянула на него вызывающе.

— Значит, все же во всем этом было что-то положительное. Я понимаю, почему мой сын полюбил вас.

У Фокс дрогнуло сердце. Таннер. Но о нем она подумает потом.

Пока они ждали, когда Пайпер принесет виски — а он принес хрустальный графин и такие же стаканы, — Фокс в упор смотрела на Дженнингса. Никогда в жизни, сколько бы она ни пыталась, она не могла себе представить, что дело кончится тем, что она будет пить виски с человеком, которого она миллионы раз приговаривала к смерти.

Дженнингс поднял стакан, но Фокс не ответила на его жест.

— Почему?

— Не знаю. Наверное, я люблю вашего сына больше, чем ненавижу вас.

В ее голове и груди происходило нечто странное, словно что-то треснуло и вырвалось на свободу. Она надеялась, что Пич смотрит на нее. Ей хотелось бы сказать ему, что он был прав. Прошлого изменить нельзя. Пора забыть о старых ошибках, старых обидах. Расплата Хоббса Дженнингса за его преступление оказалась гораздо сильнее и мучительнее, чем скорая смерть, к которой она его приговорила. Как знать, возможно, Пич об этом догадывался.