Над другими песнями экспериментов было не меньше. У группы были «лабораторные дни», на которые они приносили старое музыкальное оборудование, купленное на eBay до записи, и перечитывали руководства по эксплуатации, стараясь заставить их работать разными интересными способами. Одним из таких инструментов стал Buchla 200e, дьявольски сложный для игры синтезатор, разработанный одним из первопроходцев этой отрасли Доном Бьюклой в 70-х. Из-за того, что Бьюкла пропускал электричество по самым разнообразным и неожиданным местам синтезаторов – и называл их, к примеру, Source of Uncertainty («Источник неуверенности»), – понадобилась целая неделя «лабораторных дней», чтобы разобраться в этой конструкции, но Мэтт оказался достаточно упорным, и Buchla 200e издал самый первый звук, который мы слышим на альбоме Black Holes And Revelations.

После нескольких недель музыкальных излишеств, отличного вина и исследования собственных параметров как группы Muse посмотрели на записанный материал… и просто не поняли его. Он был рассредоточенным и странным – классические джазовые пьесы, превращающиеся в темы из «Джеймса Бонда», 10-минутные фортепианные интерлюдии а-ля середина Butterflies And Hurricanes, растянутая до непомерной длины, или скронк-роковые джемы на самых дальних границах современной электроники. Треки оказались скорее результатом попытки расширить музыкальные горизонты, чем записать готовые песни, и они просто не сочетались друг с другом и выглядели совершенно бессмысленными. Какое-то время Muse размышляли, не записать ли двойной или даже тройной альбом: на первом диске будет выродившаяся в прогрессивный джаз рок-музыка, на третьем – странные синтезаторные импровизации, которых они записали множество, а между ними – нормальная рок-музыка. А некоторые песни были просто слишком далеко затянуты в трясину вдохновения: трек с рабочим названием Supermassive Black Hole оказалось довести до ума едва ли не сложнее, чем любое другое произведение Muse. Они вдохновлялись настолько разными вещами – от риффов Rage Against The Machine до бельгийского рока dEus, Millionaire and Soulwax, от Канье Уэста до фанка в духе Принса и электронной музыки, и все это просто не складывалось в связную песню. То была попытка соединить бельгийский рок с Джеймсом Брауном или Соломоном Бёрком, но им нужно было отдохнуть от нее, зайти с более энергичного, «городского» направления. В общем, Muse оказались зажаты между своей поверхностной, «попсовой» стороной, которая помогала им сочинять замечательные цепляющие мелодии, и склонностью придумывать длинные концептуальные произведения, которая угрожала превратить альбом в прог-джазовый опус из четырех треков, растянутых на 90 минут. Примерно как недавние работы The Mars Volta. Собственно, они угодили в когти известного клише о «трудном четвертом альбоме».

Кроме того, от изоляции в Шато-Мираваль они просто сходили с ума. Там не ловили мобильные телефоны, не было Интернета и телевидения, они два месяца даже SMS ни от кого не получали, так что оказались полностью отрезаны от общества. Спутниковая тарелка, которую они арендовали, чтобы заказывать с eBay инструменты и проверять электронную почту, работала настолько смехотворно медленно, что была по сути бесполезной; пока через несколько недель репетиций не приехал Рич Кости, чтобы руководить записью[142], они были совершенно одни. Поначалу далекий замок стал для них игровой площадкой: они охотились на призраков в подземных катакомбах, изучали мертвых летучих мышей, морды которых напоминали лицо Сатаны, и издевались над местной живностью. Они играли в бадминтон, используя вместо воланов живых шершней, а найдя в кустах неподалеку от студии богомола, они привязали его к сборной мини-ракете с прикрепленной камерой, которой можно делать снимки с большой высоты, и отправили его в полет[143]. Они плавали в бассейне, помогали готовить вино и начали новый джазовый сайд-проект, исполняя свои хиты в джазовом стиле для собственного развлечения.

Но шли недели, настроение становилось все мрачнее, и в их замкнутый мирок постепенно проник страх. Крис занимался бегом на подъездной дорожке виноградника, но даже через час не добрался до ворот, потому что дорога была длиной пять миль; из-за этого он ощутил себя потерянным и попавшим в ловушку, словно Форрест Гамп, оказавшийся в фильме «Сияние». А тексты Мэтта отражали намного более интровертный настрой: он заглядывал внутрь себя и читал книгу «Пересекая Рубикон» Майкла Рапперта, бывшего инспектора наркополиции Лос-Анджелеса, который обратился к раскрытию правительственных заговоров. «Пересекая Рубикон» была названа по идиоме, обозначающей «пройти точку невозврата» (ее происхождение связано с Юлием Цезарем, который в 49 году до нашей эры пересек реку Рубикон, объявив тем самым войну Риму); в книге описывается все растущая потребность Америки вести войны пред лицом беспрецедентного экономического кризиса, который начнется после истощения мировых запасов нефти. Там говорится, что нефтяной век подходит к концу – нефтяные месторождения иссякают, и американская экономика, которая в огромной степени зависит от нефти, после кризиса будет повергнута на колени, что заставит ее применять еще более драконовские и немыслимые методы войны, контроля над населением и репрессий, когда промышленная цивилизация со скрипом остановится. Рупперт, впрочем, на этом не останавливается; в книге он утверждает, что после упадка производственной индустрии США вся экономика страны держится на нелегальной торговле оружием и наркотиками с плантаций опиума и коки, которые держат спонсируемые ЦРУ военные диктаторы, а весь Уолл-стрит – просто огромная система отмывания доходов от оружия и наркотиков. Мы говорим об обширных, отчаянных, неконтролируемых сражениях за последние запасы нефти, обмене ядерными ударами, голоде, болезнях и смерти – о конце света.

Вот на какие темы Мэтт каждый день говорил за ужином в Шато Мираваль. Иракская война, правда о том, кто стоит за терактами 11 сентября, неизбежная Третья мировая война, военное положение, тайное мировое правительство, которым манипулирует МИ6 или ФБР, промывание мозгов, будущее, в котором разрозненные племена будут сражаться друг с другом за самые элементарные ресурсы, как в «Безумном Максе». Музыканты отрастили бороды, запаслись дровами, стали опасливыми, потакали своей паранойе, даже подумывали, не купить ли скот, чтобы прокормить себя, когда настанет конец света, – или, может быть, он уже настал, но они слишком сильно отрезаны от мира и новости до них еще не дошли? Мэтт начал беспокоиться за душевное здоровье, потому что паранойя, которой он начал страдать, с виду в точности совпадала с симптомами шизофреников, с которыми работала его подруга в итальянском госпитале, а его тексты стали еще более замкнутыми в себе и полными гнева – он чувствовал себя совершенно бессильным пред лицом таких масштабных манипуляций. Он представлял себе альбом о человечестве, которое пробуждается и забирает контроль над своей судьбой из рук таинственных кукловодов. Там будут песни о личных и политических откровениях, извлеченные из чернейших дыр его воображения.