Ее потрясающая противоположность, Invincible, по иронии судьбы, родилась в самых приземленных обстоятельствах: остановившись в каком-то ужасном мотеле, где не было даже телевизора, в занесенном снегом американском городке на Великих озерах во время турне Campus Invasion, группа решила провести выходной на рыбалке и взяла напрокат лодку, но во время рыбалки погода резко испортилась. Мэтта подкосили простуда и морская болезнь, и ему было так скучно в мотеле, что он сочинил оптимистичное вступление, чтобы развеселить себя. Записана песня была во время одного из приступов раздражения в Миравале – группа была очень недовольна, что у них никак не получается нормально записать Take A Bow; Invincible уже тогда была практически готова, лучась энергией. Тем не менее группа считала ее одной из самых слабых песен, записанных в то время, пока Мэтт не сыграл соло; одно из самых невероятных и сложных проявлений виртуозности, когда-либо записанных вне хвастливого жанра «хайр-метал», оно звучало так, словно его играет пятирукий инопланетный гитарный бог. Когда к этому добавили звук приближающейся армии барабанщиков (для этого микрофон поставили возле открытого окна и маршировали к нему, стуча в барабаны) и роскошные атмосферные гитарные звуки от Мэтта[149], песня превратилась в одну из наивысших точек альбома, трогательную, воодушевляющую композицию, которая взяла военную тему предыдущего трека и превратила ее в невероятно утешительную, оптимистичную песню.

Текст на самом деле несколько раз менялся; Invincible поначалу была намного более политической песней, в которой звучали даже призывы сжечь Парламент, но потом Мэтт выбросил этот текст и сочинил новый, бесхитростную любовную песню. Конечный результат оказался где-то посередине: в песне говорится о предстоящих трудностях и фундаментальных переменах, необходимых обществу, но вместе с тем она дает понять, что эти перемены должны претворяться в жизнь группой людей, а не каким-то отдельным человеком.

Впрочем, поджигатель Парламента в Мэтте все равно никуда не делся, и он проявил себя, рыча на Assassin и сжимая по коктейлю Молотова в каждой руке: «The time has come for you/To shoot your leaders down/And join forces underground»[150]. Мэтт говорил, что это песня об изучении повадок «террориста» (ему не нравилось использовать это слово в применении к песне, потому что, по его словам, главный герой не вписывался в «классическую» модель терроризма), доведенного до крайности и готового выстрелить в президента, но гнев и страсть в подаче говорили о том, что сам Мэтт твердо верит в революцию. Раньше Мэтт говорил о том, как найти силы и справиться с надвигающимися проблемами мира, но призыв Assassin «уничтожить демонократию» казался самым конкретным руководством к действию. А еще эта песня стала самой хэви-металлической на Black Holes And Revelations: грохот в духе Deftones, на который также повлиял андеграундный американский нойз-дуэт Lightning Bolt, помог им сохранить связь с истерическими хард-роковыми корнями, хотя все вокруг превратилось в электро-фламенко-фанковое сумасшествие.

Нью-йоркский фанк вернулся на Exo-Politics: практически полностью проработав песню на гастролях Campus Invasion, Muse пришла в студию уже с готовой композицией, которой понадобилась разве что пара экспериментальных студийных трюков: барабаны, например, записали в шахте студийного лифта, а в аккомпанемент добавили немного дешевых космических шумов. Смысл песни, однако, значительно поменялся в сравнении с довольно невинной версией, которую исполняли в США в 2005 году. Читая о комплексе HAARP, Мэтт наткнулся на теорию о большом заговоре правительства и прессы. В следующие десять лет, гласила теория, посредством фильмов и прессы широкой публике будут сообщать все больше и больше о возможности существования инопланетной жизни, и дойдет до того, что политики, участвующие в экзополитике – новой отрасли политических отношений, связанной с общественно-политическими последствиями любых прошлых, нынешних и будущих контактов с внеземными существами[151], – вскоре начнут выступать за вывод мощных вооружений в космос на случай, если на Землю когда-либо нападут инопланетные захватчики (в песне их называют «Дзетами»). Эти военные программы с огромным бюджетом, похожие на «Звездные войны» Рональда Рейгана, по мнению конспирологов, являются всего лишь прикрытием для того, чтобы направить практически незаметное и недосягаемое оружие на вполне земных врагов, потому что будущие войны между странами, скорее всего, будут вестись в космосе. Или же спутники будут использовать для облучения Земли психотронными волнами.

Голова уже идет кругом, но в колоде Black Holes обнаружились и еще более «дикие» карты. Последние три песни с альбома можно назвать эпическим триптихом в жанре спагетти-вестерна[152]. City Of Delusion снова возвращается к теме насильственной революции из Assassin, но на этот раз – в вихре фламенко-гитар, арабских струнных и интерлюдий с трубачами-мариачи, а сам Мэтт предстает в образе этакого Че Гевары с Дикого Запада. На самом деле это была самая старая песня на Black Holes: ее сочинили на саундчеке в Японии года три назад. От нее едва не отказались, но Мэтт познакомился в Италии с аранжировщиком струнных, любителем арабской музыки, и попросил его сделать оркестровку; его «турецкая» партия спасла песню.

Hoodoo сыграла роль дымовой завесы-интерлюдии между City Of Delusion и завершающим прог-безумием; почти неосязаемые клубы испанской гитары и знойных струнных, которые постепенно перерастают в буйство скрипок, фортепиано и оперных щедрот, а потом снова превращаются в неторопливый джаз. Необязательная вроде бы причуда, но она сыграла важнейшую роль на записи: казалось, что она почти ничего не значит, просто дает облегчение от всех зловещих теорий и политических рассуждений, и это в самом деле прежде всего передышка, в которой мы, черт возьми, в самом деле нуждались.

Гул инопланетного левитационного луча. Фырканье и галоп апокалиптических лошадей. Вой сирены. А затем – кульминационная барабанная дробь и фальцетный хор ангелов, ковбоев, марсиан или банши. Даже еще до того, как грохочущий трек, в котором Telstar встречается с «Доктором Кто», начинается по-настоящему, песня уже становится самым невероятным, эпическим, прогрессивным и кинематографическим моментом для Muse, в том числе и из-за названия. Мэтт излагал несколько разных версий происхождения нашей Солнечной системы, пытаясь объяснить смысл песни, но, по сути, все сводилось к теории Ситчина о связи между расположением великих пирамид в Гизе и Северной Африке, которые, если смотреть на них из космоса, напоминают гигантскую карту туманности Ориона[153], а также очень похожие пирамидальные образования в марсианском регионе Кидония. Еще в той области видно что-то очень похожее на человеческое лицо и следы древних водоемов, что доказывает, что на Марсе когда-то была жизнь.