– Ты им понравился, – я слышу тихий, мягкий и даже приятный голос, – жаль мясо любят, поэтому в монастыре не держим. – Поворачиваю голову, думая, что ответить, но едва я вижу человека… или не совсем человека, который его задал, то забываю обо всём на свете.

В нескольких метрах от меня, рядом с Данилой стоит нечто странное, запахнутое в длинную до пят накидку, сшитую из нескольких курток. Мутант на две головы выше парня. Сколько ему лет, не понять. Морщинистое лицо. Бледная кожа. Если бы мне в кошмарном сне приснился человекоподобный богомол, то он бы выглядел именно так. Сгорбленный, худой. Глаза на выкате и голова, покрытая редкими пучками волос. Но больше всего поражают руки. Кажется, что они достигают коленей, а пальцы точно имеют пару лишних суставов и похожи на лапки паука.

– Ну, – хмурится незнакомец, – язык проглотил?!

На меня смотрят тёмные внимательные глаза. В этот момент Данила делает шаг назад и, отчаянно жестикулируя за спиной… существа, всем своим видом показывает, чтобы я не пялился, а подошёл. До меня наконец доходит, что это Николай. Я делаю несколько поспешных шагов вперёд. Едва не подскальзываюсь и протягиваю руку.

Николай смотрит на меня сверху вниз. Выдерживает паузу, явно тяня время. Я стою с вытянутой рукой и чувствую себя идиотом. Наконец мутант снисходит до меня и протягивает руку в ответ. Чувствую, как ладонь обхватывают длинные пальцы. Мне кажется, что они лишены костей и обхватывают руку как щупальца. Рукопожатие у Николая сильное, уверенное, а кожа холодная и шершавая от мозолей.

– Сергий… то есть Сергей, – запинаясь произношу я, думая, что теперь, забыв о наставлении Данилы, мой хозяин, почему-то именно это слово приходит в голову, в наказание сгноит меня на тяжелой работе.

К моему удивлению мутант по-дружески произносит:

– Николай, – а затем добавляет, – ну пошли, мне работники всегда нужны, рук не хватает.

Данила, пробормотав что-то вроде: «Ну… я пошёл», – разворачивается и так быстро, как только позволяет хромота, уходит.

– Заходи, – Николай распахивает дверь в ангар.

Слышу грохот, точно где-то рядом работает паровой молот. В нос бьёт смесь из запахов земли, металла, гари и, как я замечаю, нечистот. Не голимого дерьма, а именно вонь как вблизи от очистных сооружений. Я прохожу через дверной проём и оказываюсь… мне не хватает слов, чтобы описать, что я вижу в свете тусклых ламп. Лаборатория? Мастерские? Судя по количеству проводов, протянутых под потолком, труб и всяких непонятных механизмов, и станков, стоящих вдоль стен, похоже на то. Котельная? Тоже подходит, если судить по куче дров, брикетам торфа и угля, сгруженным в углу.

Туда-сюда ходят люди. Лица замотаны тряпками. Все заняты делом. Двое закидывают на двухколёсную тачку торф, третий везёт её в глубь ангара. У одного из станков стоит токарь, быстро крутя ручку суппорта и подводя резец к обрабатываемой детали.

– За мной, – приказывает Николая, видя, что я застыл с раскрытом ртом, – покажу тебе свои хоромы.

Я иду вслед за «богомолом», как мысленно я обозвал Николая, хотя назвать его так в открытую я бы не решился и под страхом смерти. Замечаю, что он идёт как-то странно, действительно, в его движениях есть что-то от насекомого, особенно в равномерном раскачивании, в такт ходьбы, и медленных, ленивых движениях рук.

Николай при ходьбе заметно горбится. Пару раз оглядывается, словно желая удостовериться, что я иду за ним, но видя мой удивленный вид и то, что я кручу головой по сторонам, а не пялюсь на него, видимо успокаивается.

– Чтобы ты понял, что от тебя требуется, я расскажу тебе как здесь всё устроено, – на ходу бросает Николай. – Этот ангар – центр нашей мануфактуры, – «богомол» улыбается, – здесь вырабатывается электричество и изготавливается всё, что нужно для монастыря.

– Но, у вас же нет автомобилей?

Николай смотрит на меня.

– Нет, но есть телеги, прицепы, механизмы с шестерёнками, лебёдки, да и много чего ещё, всё это надо чинить или сделать что-то особое. Фермы, теплицы тоже требуют хоть малой, а всё же механизации. Не всё же руками дерьмо раскидывать. Кстати о дерьме, – Николай чуть улыбается, хотя мне кажется, что он скалится, – тебе сказали про твоё послушание?

– Отходник вроде как, – мямлю я.

– Во-во, точно, – губы Николая расползаются в усмешке, обнажая желтые кривые зубы, – точнее и не скажешь, сейчас покажу, чем тебе придётся заниматься.

Мы проходим в дальний конец ангара. Здесь намного теплее, чем в начале, а звук работы непонятного механизма сильнее. Пол вибрирует под ногами. Николаю приходится кричать, чтобы я мог расслышать его.

– Заходи! – он берётся за мощную дверь, вделанную в стальную перегородку, идущую до самого потолка. Повернув ручку Николай открывает створку, и я буквально глохну от грохота. Прохожу внутрь.

«Если ад существует, то это вероятно один из его филиалов», – думаю я, разглядывая огромную машину, изрыгающую пламя и пар.

Вокруг неё снуют три человека, один, обнажённый до пояса и чёрный от копоти, закидывает лопатой в огромную топку торфяные брикеты. Второй следит за показаниями манометров, а третий, с размеренностью хорошо смазанного механизма, подвозит к кочегару на тачке торф из бункера, стоящего в углу. Створки клацают железной пастью, и в топке исчезает очередная порция топлива.

Мне становится жарко. Утираю пот со лба. Паровой двигатель приводит в движение бешено стучащий шток, который крутит шкивы и звёздочки с натянутыми приводными ремнями и цепями, смонтированными на хитроумной станине. Всё это крутится, вертится, шипит, изрыгает клубы дыма. Пахнет гарью, маслом и раскалённой сталью. У дальней стены замечаю кубические ёмкости со шлангами, вкопанные в землю, но что это такое, понять не могу.

– Ни хрена себе! – присвистываю я. – Что это?

Чувствую себя школьником, попавшим в музей ретро автомобилей.

– Я зову его паровиком, – Николай, явно польщённый моей реакцией, машет мне рукой, подзывая к двигателю. – Это, – орёт он, – паровая машина, демонтированная с настоящего паровоза. Мы её разобрали на части и постепенно сюда перевезли, а потом собрали, ну и приспособили под свои нужды. Повозиться конечно пришлось. Как везли – отдельная история. Ждали, пока река встанет, и по льду на санях тащили.

– С настоящего паровоза сняли! – удивляюсь я. – Откуда здесь паровоз?!

– В Раменском стоял, это экскурсионный ретропоезд с Казанского вокзала, – говорит Николай. – Он до станции Голутвин в Коломне доезжал и обратно, до войны так покататься можно было. Видимо, как раз в поездке начало войны застало, вот и стоял без дела. Ржавел. А мы приспособили.

Мощь паровой машины тянет меня как магнит. Хочется дотронуться до неё. Почувствовать силу, заключённую в огне.

– Топливо есть, – продолжает рассказывать Николай, – торф, дрова, уголь, даже солому можно забрасывать, всё жрёт. Смотри, только близко не подходи, зацепит ещё не дай бог. Тут сноровка нужна. – Николай обходит машину с правой стороны. – Паровик крутит шкивы, а мы к ним прицепили динамо-машины, вырабатываем электричество, кабель под землёй до монастыря кинули, станки ещё крутим. Не за день конечно всё обустроили, несколько лет возились, пока наладили. Живём в общем помаленьку.