Он воровал, но у него была своя этика. Как-то раз он угнал маленький «Фольксваген» и сразу понял, что, скорее всего, его владелица молодая девушка. Машина старая и пробег пара сотен тысяч миль, но она привела ее в порядок – заново отполировала и сменила обивку. Эта машина была ее гордостью и радостью, и Тед не мог ее угнать. Он взял за правило не красть у тех, кто таких потерь позволить не мог. Новая и напичканная модными аксессуарами машина свидетельствовала, что хозяин может себе позволить ее лишиться. А тот «Фольксваген» он угнать не смог и бросил его в нескольких кварталах.

Так и проходили дни в Таллахасси. Теплые, почти идеальные дни и сонные вечера, когда он в безопасности в своей комнате смотрел телевизор и строил планы на будущее. Будущее, которое невозможно было построить без определенных трудностей.

После метаморфозы во Флориде изменилась и его внешность. От молока, пива и нездорового питания он начал прибавлять в весе. Лицо покруглело, наметился второй подбородок. От езды на велосипеде и игры в ракетбол окрепли мышцы. Он продолжал стричься коротко и старательно выпрямлял кудри. Слева на шее была заметная родинка – из-за нее он почти всегда носил водолазки, – но ни на одном полицейском плакате об этой примете не упоминалось. Возможно, никто не придавал ей значения. Теперь Тед подрисовал родинку на левой щеке и начал отращивать усы. Больше маскироваться он никак не пытался. Тед знал, что у него удивительные черты лица, казалось, менявшиеся сами по себе, и он, хотя и привлекательный, умел этим пользоваться и всегда оставался анонимом.

Единственное, что его терзало – отсутствие общения. Все разговоры сводились к обмену пустыми беглыми фразами с музыкантами рок-группы и тоже проживающей в «Оук» милой девушкой. Хотя он никогда не стремился открывать душу перед людьми, раньше собеседники находились всегда – будь то на дебатах в зале суда или при обмене шутками с надзирателями. А еще были письма. Теперь он этого лишился. Ему приходилось оставаться наедине со своими мыслями, но удовольствия это не доставляло. На Западе Теодор Роберт Банди добился определенной известности. Но во Флориде он был никем: за интервью с ним не сражались журналисты, на него не направляли объективы телекамер. И пусть слава у него была дурная, с ним считались.

В воскресенье 8 января 1978 года Тед Банди прибыл в кампус Университета штата Флорида и поселился в комнате дома «Оук».

Никем не опознанный, он беспрепятственно передвигался по кампусу, иногда даже посещая занятия. Ел в студенческой столовой и играл в ракетбол в спортивном комплексе к югу от территории кампуса. Он никого там не знал – и никто не знал его. Для всех обитателей студенческого городка он был всего лишь тенью. Никем.

Дом сестринства «Хи Омега», вытянутое L-образное кирпичное здание по адресу 661 Вест-Джефферсон, находится всего в паре кварталов от «Оук». Роскошное здание с безупречно оформленным фасадом принадлежало одному из сильнейших студенческих обществ кампуса. В нем проживали 39 студенток и смотрительница. В далекие 1950 годы я проходила обряд посвящения в сестринство «Хи Омега» – еще одна цепочка совпадений, связывающая меня с Тедом – в его отделении «Ню Дельта» в кампусе Уилламеттского университета в Салеме, штат Орегон. Помню белые гвоздики, заветную булавку с совой и черепом и даже пароль. Те дни были эмоциональными, и мы с замиранием сердца собирались на балконе слушать серенады членов мужского братства, – так же, как это происходило в «Хи Омега» во времена зарождения этого женского студенческого общества на дальнем Юге. Члены «Хи Омега» были достаточно молоды, чтобы годиться мне в дочери.

В доме «Хи Омега» на Вест-Джефферсон жили самые красивые, талантливые и популярные девушки. Все они были

«наследственными» членами общества и принимались в него уже потому, что прежде в нем состояли их матери и бабушки. В мое время по будням нам приходилось возвращаться домой до восьми вечера, а по выходным – до часу ночи. Но в 1978 году комендантского часа уже не было. Все жившие в общежитии знали код от задней двери, ведущей в гостиную на первом этаже. Они могли уходить и приходить когда угодно, а в воскресенье 14 января большинство девушек вернулись домой лишь под утро. В ту ночь в кампусе состоялось несколько «пивных вечеринок» и многие постояльцы «Хи Омега» возвращались домой навеселе. Возможно, это отчасти объясняет, как мог случиться весь тот ужас, а выжившие девушки, находясь за тонкой стеной, не услышали даже шагов.

На первом этаже была комната отдыха, а рядом с ней – официальная гостиная, которой пользовались редко, разве что для встреч с бывшими выпускниками и во время набора новичков. Помимо этого, имелись столовая и кухня. Были две «черные» лестницы: одна вела из комнаты отдыха в жилые помещения, ею обычно девушки пользовались, когда поздно возвращались домой. Вторая вела туда же, но из кухни. Ближняя лестница выходила из вестибюля прямо к дверям центрального входа. Вестибюль был оклеен пестрыми синими обоями и освещался люстрой, по словам очевидцев, очень ярко.

Родителям, отправлявшим своих дочерей в колледж, казалось, что не было более безопасного места, чем дом женского студенческого общества, полный девушек и находившийся под опекой смотрительницы. Единственным лицом мужского пола, допускавшимся наверх, был Ронни Энг – уборщик, прозванный «любимцем» сестринства. Темноволосый, стройный стеснительный молодой человек был по нраву всем девушкам в этом доме.

В то воскресенье у большинства девушек были свои планы на вечер. Маргарет Боуман двадцати одного года, из состоятельной и знатной семьи из Сент-Питерсберга, Флорида, в полдесятого вечера отправилась на свидание вслепую, организованное ее подругой Мелани Нельсон. Двадцатилетняя Лиза Леви, также родом из СентПитерсберга, весь день проработала и решила ненадолго выйти развлечься. В десять часов Лиза и Мелани пошли на популярную в кампусе дискотеку в «Шерродс» в соседнем с «Хи Омега» доме.

В комнате № 8 жили Карен Чендлер и Кэти Кляйнер. Карен ходила домой приготовить ужин для родителей и вернулась до полуночи, чтобы поработать над швейным проектом. Кэти Кляйнер с женихом ходила на свадьбу, а потом отправилась ужинать с друзьями. К полуночи они обе уже крепко спали. У Ниты Нири и

Нэнси Дауди на вечер тоже были назначены свидания. Они отсутствовали допоздна. «Матушка» Креншоу, смотрительница общежития, в одиннадцать часов отправилась спать, однако при необходимости девушки могли ее вызвать.

Уставшая на работе Лиза Леви пробыла на дискотеке всего полчаса. Вернувшись в «Хи Омега», она легла в постель в комнате № 4. Ее соседка уехала домой на выходные.

Как и всегда по выходным, в «Шерродс» в тот вечер было многолюдно. Мелани сидела со своей соратницей Лесли Уоделл и ее парнем из «Сигма Хи».

Мэри Энн Пиккано тоже пошла в «Шерродс» в компании соседки по комнате Конни Хастингс. Мэри Энн была немного обеспокоена вниманием незнакомца. Подтянутый мужчина со светло-русыми волосами таращился на нее, пока ей стало неловко. В его взгляде было что-то такое, от чего по спине побежали мурашки. Наконец он подошел к ее столику, предложил выпить и пригласил на танец. Он был обаятелен, поэтому никакой серьезной причины для тревоги или отказа не было: в «Шерродс» часто захаживали незнакомцы. Но поднявшись на ноги, она прошептала Конни: «Кажется, сейчас я буду танцевать с бывшим зэком…»