Мужик притащил откуда-то провода, завел «жигуленка», подогнал его впритык к ауди. Длины проводов едва хватило, внатяг.

— А ты откуда знаешь, что в багажнике? Ну, аккумулятор? — спросил Денис.

— Птички нашептали. Да из интернета, откуда еще? Думаешь, я на этой сомнительной радости езжу? — мужик махнул рукой на «жигуленка». — Не, это для бати. Автоклассика, будь она неладна. Чиню. Моя вон там стоит, — он махнул куда-то в другую сторону двора. Денис кивнул. — Я вообще, по ремонту машин работаю. Если что, обращайся. Ладно, что болтать, заводи давай.

Денис сел за руль, выжал педаль тормоза, повернул ключ. Тр-р… дж-ж-ж… бух! Аудио словно вздрогнула, задрожала, как норовистая лошадь. И двигатель завелся. Денис погазовал немного.

«Де-е-ня-я!» — кричал маленький Кеша, когда Денис учил его ездить на велосипеде. И цеплялся за руку брата. Денис мотнул головой.

— Ух, прокачу, — сказал Денис вслух. Двигатель «шестерки» работал ровно и урчал басовито. Машина зверь. — Слушай, друг, а ты катализатор заменить можешь?

Мужик удивленно поднял брови.

— Катализатор? А зачем тебе катализатор? Ты что, такой защитник природы?

— Нет, а лампочка?

— Да и хуй с ней. Пусть себе горит. Это же буржуи ставят, чтобы выхлоп был экологичней.

Денис поморгал. Затем вдруг захохотал, ударил ладонями по рулю. Снова начал давиться от хохота. На глазах выступили слезы.

«Полгода, блять, полгода». Он снова прыснул. «Жизнь проходит, папа, а ты все страдаешь херней».

— Ты нормально? — спросил мужик. — Эй? Насос есть?

Денис вылез из машины, протянул руку.

— Спасибо, друг. Денис, — сказал он.

— Гена Рефрижератор, — сказал мужик. — Ты не смейся, я просто кондиционеры часто заправляю. Ну… и крупный еще. Вот и прозвали.

…Денис нашел компрессор в багажнике, подкачал колеса. Затем сел за руль, включил фары. Настроил время, радио, код безопасности оказался наклеен в бардачке. Стоп, еще кое-что…

Он достал пакет, что захватил из дома. Высыпал содержимое на пассажирское сиденье. Фотографии, разного размера и качества. Пару из них он перед выходом распечатал на принтере. Женя, Степыч, Кеша… и другие.

«Это глупо», сказал он себе мысленно. Потом достал малярный скотч и приклеил фотографии одну за другой к «торпеде» машины. Степыч улыбался, Женя хмурилась, не очень удачная фотография, Аня в каком-то спортивном костюме, с лыжами… красивая, еще не ничего не знающая… Даже Оля здесь была, на фото она была непривычно спокойная и задумчивая, словно трагическая героиня… Пусть будет. Все они умерли. И В углу он наклеил фотографию Нины Свечниковой… Хотя и долго сомневался. Но она тоже жертва Кожееда.

И Кеша. Брат.

Он переключил рукоятку коробки на «D», мягко добавил газу. С упругим металлическим звуком «шестерка» тронулась — колодки прикипели за время стоянки. Да и вообще, застоялась машина.

Через полчаса он был на Садовом кольце. Мчаться по ночной Москве — одно удовольствие. Огни вокруг, море света, машин мало. «Шестерка» вела себя чудесно, красотка, тигрица, крейсер, а не машина.

Денис опустил стекло. Высунулся, ловя ртом встречный поток свежего ветра. «Деня-я-я! Не отпуска-а-ай!», снова услышал он в ушах крик брата. Денис кивнул, вдавил педаль газа сильнее.

— Не отпущу, брат, — сказал он. — Не отпущу.

Настоящее время. Калужская область

Думиничский район, деревня Никитинка, пятьсот метров на юго-запад от братской могилы и сто тридцать метров на север.

Тугая струя мочи ударила в рубчатую кору дерева. И тут же иссякла, полилась нехотя, толчками.

Старик сморщился. Подождал, поднатужился. «Чем старше становишься, тем дольше приходится ждать», подумал он. А через полчаса снова бежать.

Вот еще порция на подходе. Старик отлил, закончил. Аккуратно стряхнул последние капли. Крякнул, застегнул штаны. Огляделся.

Вокруг поднимался лес. Самый грибной, смешанный.

— Красота-то какая! — сказал он. С наслаждением вдохнул влажный, пронизанный мощными запахами травы и леса, тонкими грибными нитями, воздух.

Он вдохнул полной грудью запах леса и сырой грибной аромат. Слева мелькнуло рыжее пятно. Лисички, что ли?

Он посмотрел, повернул голову. Что это?

Трубачев прищурился, потер глаза. Зрение уже далеко не то, что было в молодости. Ох, не то. Подслеповатый орел, как его иронично обзывала бабка. Да, что-то рыжее. А за ним возвышенность.

Он пошел, под кирзовыми сапогами ломались тонкие сухие веточки.

Остановился, удивленно крякнул.

Кажется, это блиндаж времени войны. Нет, скорее дот. Вросший в землю почти по узкие смотровые отверстия. Часть стены, видимо, достроили позже. Он увидел кирпичную кладку вокруг железной двери. Дверь была некогда выкрашена голубой краской, кривая надпись гласила «НЕ ВХОДИТЬ. ОПАСНО!» Кирпич отсырел и, видимо, оказался плохого качества. Коробов видел сколы, они яркими пятнами выделялись на темно-красном фоне. На земле лежали мелкие оранжевые осколки. «Вот и мое пятно», подумал Трубачев. Может, кто-то пытался открыть дверь? Изнутри, что ли?

— Эй, — позвал он. И почувствовал себя глупо. Кого он зовет? Фашистов времен войны? Или наших советских солдат? Кто тут может быть?

В дверь упиралось старая береза. Отслоившаяся кора, ветки, которые никто не потрудился срубить. Дерево упало во время грозы, а потом его подтащили сюда. Трубачев покачал головой.

Видимо, дверь дота подперли, чтобы любопытные грибники не лазили внутрь, рискуя сломать себе шею… или подорваться на какой-нибудь ржавом снаряде.

«А что, если там действительно кто-то есть? — подумал Трубачев. — Да ну, ерунда».

— Эй! — позвал он на всякий случай. — Есть кто-нибудь?

Действительно, получилось глупо. Он пошел вдоль стены дота. Что, еще раз попробовать?

— Эй! Есть кто?!

Тишина. Только ветер налетел и зашумел в кронах. Земля здесь после ночного дождя еще была влажная.

Трубачев снова посмотрел на дверь. Если отодвинуть березу, то можно попробовать открыть дверь. А зачем?

«Совсем старый с катушек съехал», сказала бы жена.

Смутное беспокойство в груди не утихало, тревожило. Трубачев оглядел дверь. Ее ставили на свежую кладку, причем каменщик был явно неопытный. Или работал спустя рукава, с бодуна. Кто ж так раствор кладет? Трубачев покачала головой. Ладно.

Он в последний раз посмотрел на дот, повернулся и неторопливо пошел к машине. Пора домой, бабка ждет. Влажная земля пружинила под сапогами. Хрустнула веточка.

Трубачев дошел до машины — желтого «жигули», сел в машину и уехал.