Затем парни обсудили ситуацию, проработав все возможные варианты отступления, если взрыв организован Томасовским.

Автомобиль Лазарус оставил нам, собираясь дойти до трассы пешком, а там остановить попутку и, загипнотизировав водителя, приказать отвезти в нужное место. План меня смутил, но был намного лучше первоначального, по которому вампир собирался машину попросту угнать.

Проводили товарища до ворот – дальше меня парни не пустили, опасаясь, что, узнав нечаянно название поселка, передам через печать колдуну.

– Разбирайся с подрывником скорее и возвращайся к нам, – обнимая вампира, шепнула я.

– Постараюсь, – пообещал он и в свою очередь попросил: – Береги себя, маленькая, и слушайся Руса.

– Посмотрю на его поведение, – улыбнулась сквозь слезы и, поцеловав блондина в щеку, оставила рыцарей одних.

Ненавижу долгие прощания… Вот какого демона я плачу? Может, Болконский к завтрашнему утру уже вернется?

Зайдя на кухню, застыла на пороге, не веря глазам. Мираж? Или Руслан правда забыл возле мятой футболки свой телефон? Я словно разделилась на две части. Одна советовала развернуться и уйти, вторая требовала воспользоваться случаем. Темное «я» победило – мобильный словно сам прыгнул мне в руки. Не могу похвастаться памятью на номера, но сейчас дрожащие пальцы быстро набирали какие-то цифры – и я точно знала, что, позвонив, услышу голос Артура.

– Герда!

Руслан на секунду замер на пороге, а затем бросился на меня, как хищник на добычу. Телефон вылетел из рук – я застонала от обиды. Я ведь почти нажала на вызов! Тяжелое тело прижало к полу. Руслан взволнованно дышал мне в шею и, казалось, не собирался отпускать.

– Ты что творишь? Ты в своем уме, Герда?!

Сначала хотела огрызнуться, что в своем. А потом до меня внезапно дошло: я только что едва не позвонила нашему врагу! Я собиралась выдать наше местонахождение!

– Боже мой… прости, я не хотела.

Мне стало так противно, так гадко… Я не контролировала себя, колдун лишил меня воли!

– Не плачь, родная, ведь ничего не случилось!

Слова утешения разбивались о жестокую реальность. Если бы не парни, я принадлежала бы Артуру с потрохами! И это в прямом смысле слова! На какие там артефакты идут кости сидхе? На амулеты гламора, если не ошибаюсь? От понимания, от чего только что меня уберег Руслан, стало страшно.

– Спасибо.

– Не благодари. – Булатов легко коснулся губами моих волос. – Успокоилась? Встаем?

– Успокоилась, почти…

Вертигр помог подняться и не стал останавливать, когда вышла во двор. Но, вяло раскачиваясь на качелях, я всей кожей ощущала его напряженный взгляд. Следя за мной на расстоянии, он позволил некоторое время побыть в одиночестве, а затем опустился рядом на сиденье.

Молчание с Русланом обычно не тяготило, а сейчас захотелось выговориться, найти оправдание своей слабости.

– Если бы не провал в памяти, я бы боролась с зовом Томасовского с большим успехом.

– Вряд ли, – отозвался Булатов, отталкиваясь ногами от земли и сильнее нас раскачивая.

– Почему? Я была бы полноценным Гласом, а не тем недоразумением, что сейчас.

Левая рука оборотня скользнула мне на талию, придерживая. Я и сама не планировала слетать носом в землю с качелей, но забота Руслана была приятна.

– Полноценным Глас становится через годы обучения. А воспоминания, огорчу, редко делают сильнее, чаще ограничивают нас в выборе.

– То есть?

– Вот взять, к примеру, тебя. Зная, что как сидхе-полукровка в двадцать пять лет переходишь в собственность колдуна, ты следовала пунктам договора, лишь немного отодвинув его сроки. И вела себя холодно, недоверчиво и, прости, стервозно. А лишившись воспоминаний, невольно решилась на другой вариант развития событий – сопротивление Томасовскому, поиск способа разорвать соглашение. К тому же ты показала себя настоящую – добрую, нежную и ранимую.

Ага, и глупую. Да еще вдобавок бессовестную, потому что втянула парней в конфликт с сидхе, и теперь они могут погибнуть! Тогда как Артур в своем праве – договор есть договор, его проще выполнить, чем бегать. Вечно прятаться нельзя, рано или поздно он меня найдет, и будет только хуже.

Я помотала головой, отгоняя дикие мысли, – теперь и не понять, мои ли это сомнения, или навязанные извне.

– Что? – насторожился Булатов.

– Да всякие глупости лезут в голову…

– Давай их выветрим?

И мы взлетели ввысь. Едва не касаясь макушкой листвы шелковицы, к которой крепились качели, слушая скрип веревок, ощущая тяжесть мужской руки на талии, я быстро позабыла о своих страхах.

– Ох, мы сейчас сорвемся!

Ветер в ушах не свистел, но сердце билось быстрее.

– Не должны. Но ради маленькой трусишки я остановлюсь.

На подзадоривания я не повелась. Нет, вдруг и правда ветка не выдержит? Или веревки перетрутся?

– Лучше быть трусихой, чем смельчаком с разбитым носом.

Руслан хмыкнул, и я, видя его хорошее настроение, осмелела в своем любопытстве.

– А если взять, как пример, тебя? Сказав, что воспоминания чаще ограничивают в выборе, ты подразумевал в первую очередь себя, свою ситуацию?

Булатов некоторое время молчал. И я уж подумала, что он не ответит, что тема слишком болезненна. Шутка ли, не помнить почти половину из прожитого!

– Я забыл первые пятнадцать лет жизни, может, чуть больше или меньше. И это злит и одновременно радует. Когда мы с братом очнулись в плену, то не помнили собственных имен, как и то, что обладаем звериной ипостасью и должны контролировать превращения. Все о мире Полуночи и природе оборотней нам рассказал приемный отец-вервольф. Даже знания, которые получают дети в школе, мы восстанавливали, перелистывая вместе с ним учебники. – На губах Руслана заиграла теплая улыбка. – Наверное, из-за того, что вервольфов на Земле больше, чем других видов оборотней, они гибче, не цепляются зубами за традиции, как те же вертигры. Они легче подстраиваются под изменяющийся мир, им проще отказаться от архаичных законов. Я рад, что, войдя в семью Булатовых, увидел, как живут другие оборотни.

– И теперь тебе не нравятся порядки в кланах вертигров?

– Не во всех. Есть сибирский клан, который, несмотря на низкую рождаемость, до сих пор отправляет своих женщин рожать в тайгу.

– Одних? – испуганно выдохнула я.

– Со знахарем, что особо не увеличивает шансы на выживание детей.

– Дикость какая-то…

– Я бы сказал, что это преступление. А дикость – это когда сердце умершего вождя съедает его преемник, чтобы на него снизошла мудрость предков.

Съедает сердце мертвеца?! Тошнота подступила к горлу, и я, тормозя разыгравшееся воображение, медленно задышала ртом.