что он зашел слишком далеко, чтобы отступить. Он чего-то хочет. Мне ни в коем случае нельзя уходить. Но, с другой стороны, нельзя допустить, чтобы это случилось.

Он схватил мою руку, я выдернула ее. Он снова схватил, я опять выдернула. При третьей попытке он зажал мою руку так крепко, что остались синяки, и ему удалось положить ее на это. Он разразился торжествующим смехом, хотя я мгновенно отдернула руку. Мы оба знали: теперь он будет всем рассказывать, что я добровольно сделала это, и я не смогу отрицать. Вот как это делается: тебя ломают постепенно.

Все это продолжалось: меня хватали за руку, я выдергивала, мои просьбы уйти оттуда игнорировали. Мне казалось, что я тут уже час, хотя, вероятно, прошло всего несколько минут. Но я знала: когда речь идет о моей репутации, это все равно что провести тут всю ночь.

– Ты же знаешь, как это делать, не так ли? – спросил он. – Ты сексуальная девочка.

Лесть сработала на какую-то секунду. Он принизил меня, а сейчас снова возвышает. Бросает мне спасательный круг, давая понять, что я могу выйти отсюда с хорошими рекомендациями.

Я отрываю взгляд от страницы.

– Тот момент, когда вы подумываете сдаться или в самом деле сдаетесь, будет терзать вас всю оставшуюся жизнь. Вы думаете в этот момент, что это случилось с вами, потому что вы плохой и слабый человек и на самом деле этого хотели. А ведь фактически речь идет о том, чтобы выжить. И какой бы выбор вы ни сделали, это вовсе не ваш выбор.

Его рука сжимает мою, как клещи, и он двигает моей рукой вверх-вниз, вверх-вниз.

– Теперь сделай это сама, – приказывает он. Он отпустил мою руку, и я сразу же это сделала.

– Да! – закричал он, торжествуя. – Вот так.

Я сделала это, и теперь уже ничего не изменишь.

Я позволила этому произойти ради того, что значило больше всего: ради популярности. Великая религия. Стремление нравиться. Но я не нравилась. Я смотрела в его глаза, выражавшие презрение, и видела, что совсем ему не нравлюсь. Фактически моя капитуляция заставила его еще сильнее меня презирать. Да, я знала это.

Я сказала:

– А сейчас я хочу вернуться на вечеринку, – и направилась к двери. Он остановил меня, схватив за запястья, и швырнул к стене. Раньше он только применял силу, теперь же действовал с яростью. Я и так уже была напугана, а сейчас ощутила ужас. Ты не знаешь, что такое физическое насилие, пока кто-то гораздо выше и сильнее тебя не попытается его применить. Я думала, что даже в фильмах, где угодившие в ловушку девицы колотят маленькими кулачками в грудь мужественного Тарзана, при желании могут его оттолкнуть. Нет, не могут. Это был настоящий шок. А вместе с шоком пришла паника, потому что я знала: то, чего он хочет, случится. Он тянул вверх мой подол, добираясь до запретного места.

Зал затаил дыхание, ожидание вибрировало.

– Я подумала: «Только не так, не с ним». Мне помогла мысль о том, для кого я хотела себя сберечь. Когда я говорю «сберечь себя», то имею в виду невинность не только в сексуальном смысле. Я знала, что он хочет, чтобы я сберегла себя. Один последний бросок игральных костей – и интуиция срабатывает. Меня осенило, как заставить этого парня отпустить меня. Я сказала:

– Кто ты? Грубый насильник?

Он выпустил меня, словно я была радиоактивной.

– Не льсти себе, – прошипел он. Итак, тот, кто запер меня в туалете и пытался изнасиловать, заявляет, что я переоцениваю свою соблазнительность. Быть изнасилованной – это слишком хорошо для меня. – Ты высокого мнения о себе, Джорджина Хорспул, но ты – посредственность.

Однако это сработало. Я громко выговорила слово «насильник», и ему не захотелось увидеть себя в этой роли. Он застегнул молнию и презрительно скривил губы, выражая свое отвращение. Я отперла дверь и вышла на свободу.

Но я угодила в другую ловушку и в некотором смысле пребываю в ней до сих пор. Когда я вернулась на вечеринку, оказалось, что все нас ждали. Шокированные восклицания, руки, прижатые ко рту, перешептывание. Как будто наш совместный уход расставил все точки над «i».

Я взглянула на Того Мальчика. Он многозначительно облизал губы и потряс кулаком. Все члены его клики начали улюлюкать и свистеть. Он поклонился. Я застыла на месте.

Тот Мальчик вложил мне в руку стакан с выпивкой и сказал: «Ты класная девчонка, потрясающая техника» – что опять вызвало выкрики. Что я должна была сказать? Закричать, что я этого не делала, что я не хотела этого делать? Все видели: я пошла с ним в туалет добровольно. Потом я позволила ему поцеловать меня. Я трогала это, даже когда его рука не держала мою. Я СДЕЛАЛА это.

Слово Джорджины против слова Рок-звезды, Кумира. Никто не поверил бы мне. Ведь мне повезло, что он обратил на меня внимание и выбрал из толпы жаждущих! Мстительная дура, которая много о себе понимает.

Он дал пять своим приятелям, смотревшим на него с благоговейным почтением. Пчелиные королевы взирали на меня с восхищением, смешанным с отвращением.

Он был Тот Мальчик, а я больше не была Джорджиной. Я была Той Девочкой, которая на вечеринке таскается по туалетам, занимается там сексом – и снова появляется, наглая и бесстыжая, чтобы потребовать бесплатный прохладительный напиток с ромом за свою работу. Спросите любого, с кем я ходила в школу, – вероятно, они знают эту историю. Она моментально сделалась частью моей официальной биографии.

Ко мне подошла моя лучшая подруга. Она улыбалась, слегка напуганная, но считавшая, что я совершила решительный прыжок во взрослую жизнь. Да еще сделала это с парнем, обладающим самым высоким статусом. Вау, Джорджина! Как же я могла ей сказать, что все не то, чем кажется, что я опустошена, что этот вечер нашего торжества превратился в ужасную травму? У меня не хватило слов, чтобы оттолкнуть этого парня, а теперь не хватило слов, чтобы объяснить, что со мной случилось.

Я не убежала, не залилась слезами, не повела себя как жертва. Урон был нанесен, но мне не хотелось быть жертвой. Это не в моем духе. Я не была сломлена, нет. Все будет о’кей. Все под контролем, и у меня есть выбор. Нужно нормализовать ситуацию и не устраивать суматоху.

А теперь глубокий вздох – и переходим к последней части.

– Но все рухнуло, когда я отыскала взглядом парня, в которого была влюблена. Он с кем-то целовался. Возможно, это была реакция