– Вот и замечательно! – подхватил Тер-Реус. – Но для зажигательного танца нужно иметь здоровое сердце. Или хотя бы сердце, не стремящееся вот-вот лопнуть. Поэтому я назначаю вам…

– Приказывайте, мой генерал, – улыбнулся Ланс. – Я в вашей власти.

– Назначаю вам постель на протяжении десяти дней. Позволяю вставать только по нужде.

– Десять дней не покидать свою каюту? Это хуже тюрьмы!

– Во-первых, мою каюту. – Дар-Вилла указала на топчан у противоположной стены. – Если я вам уступила свою кровать, это еще не значит, что позволю вам выселить меня из каюты. Во-вторых, никто вас не держит под замком. Но, если хотите выжить, вы будете выполнять предписания лекаря.

– Это просто необходимо, – важно кивнул Тер-Реус. – Лежать лучше на спине. Под ноги подложите свернутое одеяло. Будете пить лекарственные снадобья. – Он шагнул к столу, ловкими пальцами переставляя бутылочки. – Отвар боярышника. Пустырник. Мята перечная. Через десять дней, если самочувствие не будет ухудшаться, я позволю вам сидеть. Добавим к травам тысячелистник и руту душистую. Еще дней через десять – прогулки по палубе. Медленные и печальные. Надеюсь, к тому времени, как «Лунный гонщик» ошвартуется у пристани Бракки, вы сможете вернуться к полноценной жизни. Ну, с маленькими ограничениями.

– Это с какими же? – насторожился менестрель, который почти смирился со строгостями грядущего выздоровления, но продолжал ждать подвоха.

– Не есть острого и соленого. Есть поменьше жареного. Совсем исключить жирное мясо. Не пить крепкого вина. Ну, разве что сухого красного в небольших количествах. Высыпаться…

– Хватит, хватит! – воскликнул Ланс, закатывая глаза от ужаса.

– Нет, в самом деле… – проворчала Дар-Вилла. – Вы не видите, что у него сейчас случится второй приступ? Или того хуже, пран Ланс вскочит и бросится за борт.

– Тогда умолкаю. Пран Ланс, будьте любезны, выпейте вот это снадобье и следите за склянками. Я оставлю вам записку, что и когда принимать дальше.

Менестрель неохотно взял протянутую фарфоровую чашку. Опрокинул в рот. Горько, как слезы грешников в Преисподней!

– Каналья! – прорычал он. – Отравить меня хочешь?

– Лекарства редко доставляют столько же радости, сколь те пороки, которые приводят вас на ложе болезни, – невозмутимо парировал Тер-Реус.

– Философ… – изрекла шпионка.

Лансу очень хотелось сплюнуть, чтобы убрать отвратный вкус с языка. Кроме горечи снадобье отдавало привкусом кошачьей мочи.

«Кстати, – подумал альт Грегор. – А почему люди любую гадость связывают с кошачьей мочой? Неужели кто-то в здравом уме способен попробовать кошачью мочу, чтобы потом поведать об этом миру?»

С этими мыслями он и провалился в сон.

Когда Ланс снова открыл глаза, в каюте горела свеча. Судя по темноте за окном, наступила ночь. Ну, или поздний вечер.

Дар-Вилла читала, примостившись на своем топчане. Пухлая книга в кожаном переплете и с уголками, окованными бронзой.

Каракку ощутимо покачивало. Возможно, именно это и послужило причиной пробуждения менестреля.

– Есть хотите? – спросила браккарка, поднимая голову.

– Да я уж и не знаю. Хочу, конечно, но наш высокоученый лекарь так напугал меня. Похоже, мне нужно пить цветочную росу и собирать пыльцу, словно пчелка.

– Совсем не обязательно. У нас есть пресные лепешки, сушеный виноград, орехи. Все равно вам другого сейчас нельзя.

– Вот и я про это. Ничего мне нельзя. Мне и жить нельзя.

– Не будете делать глупостей, проживете еще достаточно долго.

– Это каких глупостей?

– Ну, например, не попытаетесь забраться на грот-мачту и прыгнуть на палубу головой вниз.

– Вы за кого меня держите?

– За чуткую творческую натуру, которая принимает близко к сердцу любую мелочь.

– Вынужден вас огорчить – моя душа в жаке из воловьей шкуры.

– Хотелось бы верить. Вы, кстати, как – справить надобность не желаете? «Ночная ваза» под кроватью, а я выйду ненадолго.

– Благодарю, но пока не хочется.

– Ну, как знаете. Захотите – скажете.

Дар-Вилла протянула руку, взяла со стола листок пергамента, пробежала глазами строчки, морща нос. Выбрала из ряда расставленных бутылочек одну, очевидно, ту, о которой шла речь в записке, выдернула пробку. Протянула лекарство Лансу.

– Пейте.

– Та же гадость?

– А вы что хотели? Бутылочку бурдильонского?

– Не отказался бы.

– Ну извините. Вода сколько угодно. Позже я распоряжусь, вам заварят мяту.

– Ну, хоть так.

Ланс глубоко вдохнул и опрокинул в рот содержимое бутылочки. Передернулся.

– Дайте запить.

– Пожалуйста.

Дар-Вилла подала кубок с водой и тарелку с лепешками.

Менестрель устроил еду на животе, пополоскал рот.

– Меня мучает всего одна мысль…

– Вы счастливый человек. У меня в голове они роятся, словно мухи на помойке.

– Невеселое сравнение.

– Какое есть. Моя служба короне почти не оставляет времени на отдых.

– Не стану спорить. Шпионить не пробовал, оценить трудности и лишения не могу.

– Каждый служит отечеству как может.

– Всегда полагал, что для людей благородной крови некоторые виды службы могут быть запретными.

– Да? Вы меня удивляете… В вашем возрасте пора подрастерять юношескую наивность. Но если вы хотели меня уязвить, то разочарую вас. Выпад не достиг цели. Как-нибудь на досуге я потешу вас историями, на что готовы пойти благородные праны Аркайла, Кевинала, Лодда и прочих держав ради мешочка со звонкими монетами. Но сейчас травить вам душу ужасными историями не стоит. А то получится – одной рукой я протягиваю лекарство, а другой убиваю. Итак, что за мысль не дает вам покоя?

– Хочу знать – зачем?

– Что «зачем»?

– Зачем вам устраивать засаду на пути кареты, везущей меня в Северную башню? Я хочу сказать: ведь изначально вы не знали, что вас попытаются опередить, что на меня будет покушение, что за каретой будет погоня дворцовой стражи Аркайла. Все это мы отбрасываем. Итак, зачем вам хотелось не допустить меня в темницу?

– А просто человеколюбие вы отметаете?

– Изначально. Человеколюбие не относится к характерным особенностям браккарцев.

– За что вы так не любите браккарцев?

– Долго объяснять.

– Я понимаю. Вопрос был, скорее, риторический. А чувство благодарности присуще уроженцам Браккары, как по-вашему?