Она топнула ногой, и Юра увидел в свете настольной лампы, что слезы брызнули у нее из глаз, как вода из фонтана, как радужный фейерверк. Он и представить себе не мог, что слезы бывают такими! Ева плакала совсем по-другому… Но вся она была как фейерверк, его рыжая сестричка, и такими же оказались ее слезы, которые он увидел впервые за последние пятнадцать лет.

– Ничего я такого не думаю, – стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, сказал Юра. – Что это ты выдумала?

– Нет, думаешь! Я же вижу, я же чувствую… Вот, смотри!

В одну секунду Полина вытащила акварель из-под стекла и, высоко подняв над головой, разорвала в клочки. Юра ахнуть не успел, как она уже подбежала к окну, привстала на цыпочки, распахнула форточку и выбросила синие клочки на улицу.

– Понял? – крикнула Полина. – Нет этого ничего, понял? И не смей об этом думать, а то я… Я не знаю что… – Она снова топнула ногой – видно, от невозможности что-либо сделать со своим братом. – А то я умру! – выкрикнула она наконец. – И не в Чечне твоей, а сию минуту возьму и умру, и ты будешь виноват!

– Полиночка, да ты что? – Юра подошел к разъяренной сестрице, взял ее за руку; она сердито выдернула руку. – Да не собираюсь я там умирать, ты что? Я что, по-твоему, смерти туда еду искать? У нас обычная командировка, не выдумывай ты глупостей.

– Ты, может, искать и не будешь… – Полина немного опомнилась и посмотрела на брата слегка смущенно. – Но ты же… Подумал, что это вполне может случиться, да? Скажи, Юр, ведь подумал?

– Ну, подумал. – Он отвел глаза. – А кто об этом не думает? Всякий нормальный человек…

– Ты не всякий нормальный! Таких нету больше, как ты, и не смей ты об этом думать! – потребовала она.

– Все! – Юра засмеялся, поднял руки. – Дурак был, вот и подумал. Теперь буду умный и думать буду только про… Про что мне думать? – спросил он, изображая на лице покорность.

– Да хоть про меня, – скромно заявила Полинка. – Как придет какая-нибудь дурость в голову – сразу думай про меня, ладно?

– Ладно, – кивнул он. – А гарсоньерку ты к этому не припутывай. Надо ее продать, и поскорее, потому я на тебя все это и оставляю. Мы же, может, не скоро оттуда вернемся…

– Братки, ясное дело, столько ждать не могут, – обычным своим тоном сказала Полинка.

– Вот именно. Так что связывайся со своим маклером, или кто он там.

– Да какой он маклер! – махнула она рукой. – Такой же маклер, как и художник. Таких маклеров сейчас – как грязи. Просто совпадает вроде: он как раз говорил недавно, что знакомый его квартиру приличную хочет купить, а свою взамен продает, в Чертанове, и оформление на себя берет. Везет тебе, Юр! Как утопленнику.

– То, что надо, – кивнул Юра и напомнил: – Смотри только, чтобы разница не меньше пятнадцати тысяч была. Смешно ведь будет, если не хватит.

– Уж куда смешнее. Обхохочешься! Ладно, хоть за это не волнуйся, – сказала Полина. – Ты же меня знаешь: если я чего решил, я выпью обязательно, как Высоцкий твой обожаемый.

– Фотографии отсюда забери, – сказал Юра.

– А все остальное – оставить? – съехидничала она.

– И родителям не говори, пока все не оформишь, – предупредил он.

– Да уж это соображаю как-нибудь, не глупее паровоза, – усмехнулась она. – Ой, Юрка, будет тебе, когда они узнают!

– Неприятности лучше осваивать по мере их поступления, – улыбнулся он. – И Еве…

– И Еве тоже ничего не говорить, и все оформить досконально только у бабушкиного нотариуса, и Артема одного не отпускать браткам деньги отдавать, а взять надежных взрослых людей и идти компанией человек в десять, не меньше! – выпалила она. – Все, Юр, расслабься. Сходим завтра к нотариусу, напишешь доверенность, а остальное тебя пусть не волнует. Приедешь из своей Чечни – и живи себе в Чертанове, или где ты там мечтаешь поселиться!

– Да я в Кратове могу жить, – пожал он плечами. – Чего лучше – дача, свежий воздух…

– На электричке каждый день после дежурства будешь ездить. Особенно зимой удобно, – кивнула Полина. – Зимой там то, что доктор прописал. Ни души кругом, свежего воздуха – хоть жопой ешь. Я туда с молодым человеком однажды притащилась сдуру. Старый Новый год встречать. Чуть в сосульки не превратились, пока печку растопили!

– Надо лучше выбирать свои знакомства, мадемуазель Полин, – поддел сестрицу Юра. – Молодой человек должен уметь растопить печку быстрее, чем его девушка превратится в сосульку. Или по крайней мере согреть ее другим способом, пока растапливается печка… Ох ты черт, извини! – спохватился он.

Полинка захохотала.

«Стыдно, конечно, столько на нее взваливать. – Юра курил на кухне, не включая света, смотрел в темное, залепленное снегом окно. – Но что же делать? Не успею сам… А надежнее не найти человека. Так все сделает, что только Женя лучше смогла бы… Все, об этом не надо! При чем здесь Женя? Три дня… Скорее бы».

Снег все лепился снаружи к темному стеклу, выводил на нем странные узоры. Где-то летали в холодной мгле обрывки синей акварели, улетали все дальше, терялись, растворялись, шелестели в темноте знакомые слова:

Это синий, негустой

Иней над моей плитой.

Это сизый, зимний дым

Мглы над именем моим.

– Женя, я не могу больше этого видеть! – Ирина Дмитриевна нервно закурила, поискала глазами пепельницу, не нашла, вышла на кухню, крикнула уже оттуда: – Я даже репетировать не могу! Думаю, вдруг ты газ включила…

– Ну и что? – Женя изобразила голосом удивление. – Что с того, если и включила? А-а, в смысле, не зажгла… Да брось ты, мам, что еще за мелодрама!

– Я не слепая. – Ирина Дмитриевна снова вошла в комнату. – Ты целый месяц сама не своя, это уже выходит за пределы обычной ссоры! А при твоем невозмутимом характере это тем более удивительно.

Месяц прошел с того утра, когда Женя открыла дверь квартиры на Большой Бронной. Когда она внесла в свою комнату не чемодан и не сумку, а завязанное узлом одеяло, из которого во все стороны торчали ее вещи, – мама просто ахнула.

– Что случилось, Женечка? – воскликнула она, глядя дочери в спину. – Ты поссорилась с Юрой?

– Да, – не оборачиваясь, ответила Женя.

У нее не было сил ни для того, чтобы отвечать, ни для того, чтобы обернуться.

– Это, конечно, возможно, но отчего же вдруг такие жесты? – растерянно спросила мама.

На это ответа уже не последовало: Женя закрыла за собою дверь в комнату.

И вот теперь, месяц спустя, мама повторила сказанное тогда.

– Это уже выходит за пределы обычной ссоры! – Она смотрела на дочь недоуменными и ясными, широко открытыми глазами, держа на отлете зажженную сигарету. – Почему ты с ним не поговоришь, не объяснишься? Я, конечно, не очень хорошо его знаю, но Юра не произвел на меня впечатления капризного мужчины.