И в то, последнее, утро он тоже спросил: «Что я должен делать? За подол тебя держать?»

Вчера мама сказала:

– Женечка, по-моему, все-таки гордость – не самое главное достоинство женщины. Во всяком случае, в подобных ситуациях. Почему ты не позвонишь Юре?

Господи, какая там гордость! Разве она кокетничала, разве хотела, чтобы он удерживал ее за подол? Да она сама готова за штанины его хвататься и выть при этом, как деревенская баба, понятия не имеющая ни о каком достоинстве женщины!

Но это невозможно, потому что… Потому что он знает теперь, что было с нею после Сахалина. Знает – и не звонит. Значит, не хочет он ей звонить, и последняя проститутка с Тверской поняла бы почему.

И все-таки Женя ждала Юриного звонка каждую минуту и ни на минуту не выпускала из рук телефон. Однажды, в самую первую неделю, она забыла сотовый, выйдя в булочную на углу, и бежала домой так, что чуть не задохнулась перед дверью: показалось, что именно в эти десять минут Юра и позвонит…

Находиться в таком состоянии на работе было бы просто невозможно, тут уж никакой выдержки не хватило бы. Поэтому назавтра же после того страшного утра Женя взяла отпуск – и за прошлый год, и за новый, недавно наступивший.

– Что так много? – мимолетным тоном поинтересовался отец, подписывая ее заявление. – Едешь куда-нибудь?

С отцом делать вид, будто ничего не случилось, было труднее, чем с мамой: не сравнить ведь было их проницательность. На всякий случай Женя все-таки ответила ровным тоном:

– Никуда не еду. Поссорилась с Юрой, настроения нет.

– Зачем же отпуск, да еще двойной? Отгулы взяла бы, – усмехнулся отец. – У тебя же дней пять есть, по-моему.

– Не хватит пяти дней. – Как Женя ни старалась, горечь прозвучала в ее голосе. – Да и двойного отпуска не хватит.

– А из-за чего такая ссора? – спросил Виталий Андреевич. – Нет, конечно, если ты не хочешь…

– Не хочу, папа, – сказала Женя. – Тяжело. – Даже своему незакомплексованному отцу она не могла назвать истинную причину и стала перечислять то, что было следствием: – Ну, Юре все чужое в моей жизни, и я ему чужая, и это видно, он как будто в напряжении все время и как стеной от меня отгораживается, а я…

– Послушай, Женя, а какая у него зарплата? – вдруг перебил ее отец.

– При чем здесь его зарплата? – удивилась она. – Думаешь, меня это волнует?

– Тебя, думаю, не волнует, – усмехнулся он. – А его, думаю, волнует.

– С чего ты взял? – пожала она плечами. – Нам хватало. Ты его просто не знаешь, папа, ему вообще очень мало надо. Если бы в зарплате было дело!

Отец был у них в гостях раза два, не больше. Заезжал поздно, после работы. Сидели, выпивали, о чем-то разговаривали, потом он уезжал домой. Виталий Андреевич вызывал у Юры уважение, но говорить о том, что они узнали друг друга, было невозможно.

Спрашивать чьего бы то ни было мнения о Юре Женя не собиралась, но все-таки ей тогда любопытно было узнать, какое впечатление он произвел на отца. Наверное, Виталий Андреевич догадался об этом и сам сказал на следующий день, когда дочка забежала к нему на кофеек после эфира:

– Прямая противоположность Несговорову твой Юрий Валентинович.

– Неужели? – улыбнулась Женя. – И в чем же?

– Во всем.

– И… что? – насторожилась она папиному сдержанному тону.

– И ничего, – пожал плечами Виталий Андреевич. – Тебя интересует чье-то мнение о нем?

– Ничье не интересует, – кивнула она.

Кто угодно на это обиделся бы, только не ее отец. Виталий Андреевич, как и Женя, хорошо отличал главное от неглавного и не нуждался в том, чтобы истина преподносилась ему в красивой обертке.

– Вот видишь. Зачем же спрашиваешь, да еще волнуешься?

– А так просто! – засмеялась Женя. – Может, интересно мне, что тебе в людях-то нравится! Все-таки я твоя дочка.

– Да нравится он мне, нравится, – улыбнулся отец. – Что Юра твой собою представляет, это, уж ты извини, большого ума не надо, чтоб понять. Хотя, конечно, для меня это довольно неожиданное жизненное впечатление… Я думал, таких не бывает. Вопрос в том, что тебе надо от мужчины. – Он сделал ударение на слове «тебе». – А тут уж, Женечка, все его достоинства в любую минуту могут обернуться недостатками.

И вот теперь, подписывая заявление на отпуск, Женя вспомнила тот давний разговор.

– Папа… – Она уже собиралась выходить из кабинета и вдруг остановилась, взявшись за дверную ручку. – А что ты тогда имел в виду?.. Помнишь, когда говорил, что достоинства мужчины в любую минуту могут обернуться недостатками?

– А! – вспомнил Виталий Андреевич и пожал плечами. – Да ничего особенного я в виду не имел. Все же очевидно. Например, отсутствие честолюбия, равнодушие к карьере – это достоинство мужчины или недостаток? Или стремление избегать двусмысленных отношений, неизбежных в социуме? Или готовность работать бесплатно? Что, блаженненького какого-то я тебе обрисовал? – усмехнулся он, заметив тень, мелькнувшую по дочкиному лицу. – И тем не менее, Женечка, твой Юрий Валентинович Гринев, не будучи блаженненьким, а, наоборот, по-моему, будучи очень даже хорошо к жизни приспособленным… К любой жизни! – подчеркнул он. – Да, будучи не лобовым, а очень интуитивным человеком, являет собою именно такой тип мужчины. Парадоксально, но факт. Здесь у нас, на телевидении, таких не встретишь, – добавил он. – Я, например, в каком-то смысле тоже прямая ему противоположность, хоть и не до такой степени, как Несговоров. Такие люди, Женя, между жизнью и смертью незаменимы, – сказал он, помолчав. – Так что профессию твой друг выбрал правильно. А в обычной нашей действительности…

– Что – в обычной действительности? – сглотнув вставший в горле ком, выговорила Женя.

– А в обычной действительности им тяжело, – прищурившись, сухо ответил отец. – И близким их тяжело, а от этого им еще тяжелее, потому что совестливые не в меру. Ладно, Женя! – Он резко встал из-за стола. – Заявление я тебе подписал, отдыхай. Вернешься из отпуска – займемся твоим жильем. Жизни у меня хочешь научиться? – добавил он, помолчав. – Нашла счастливца…

Ничему она больше не хотела научиться! Все она знала, все умела. И какой тип социума являет собою Юрий Валентинович Гринев, ей тоже было все равно. Она хотела только одного: чтобы он позвонил, несмотря ни на что, несмотря на грязь и гадость, в которой она была вымазана по уши…

Но он не звонил – и к середине марта, к выходу своему на работу, Женя поняла, что он не позвонит никогда.

– А Джан-Туган наш? – мечтательно произнес Борька. – А Эльбрус? Да мало ли что еще! Я, может, на Светке только из-за Джан-Тугана и женился. В Москве-то подумал бы, по себе ли жену беру, а там… Душа пела!

Юра улыбнулся, вспомнив, как Боря обхаживал хорошенькую девушку на горнолыжной базе на Джан-Тугане. Там они и познакомились много лет назад, почти как пушкинские герои: Гринев отдал Борьке купленный для мамы пуховый платок, потому что перед отъездом ни у кого не оставалось ни копейки, а эта его Светка вдруг захотела изделие народного промысла.