Джеймс помнил об этом, но не придал значения. Если бы не Дженнифер, возможно, Корделии уже не было бы в живых. Как знать, может её смерть тоже устраивал теневого кукловода.

— Хилари была без сознания — под этим чертовым пологом. У неё могло начаться внутреннее кровотечение, которое уже не остановишь. Она умирала. Зольнер лично провёл меня к ней.

Джеймс кивнул. Если руки Корделии хотели запачкать в крови сестры, её приезд в лечебницу выглядел нелогичным. Он подумал о Зольнере и визите в клинику. Нужно позвонить ему и предупредить, чтобы оглядывался по сторонам и не ходил один тёмными переулками. Хотя предупреждение лишено всякого смысла. Когда от Хендрика захотят избавиться те, кто все это заварил, ему не поможет даже армия телохранителей и личный бункер.

— Почему ты приехал ко мне? Что хочешь взамен?

«Потому что я убил твою сестру и хочу искупить вину».

Разочаровывать Корделию Джеймс не стал.

— Мне нужны сведения об информаторе. О том, кто сдал дело Ру и Оксану Миргородскую. Тебе не составит труда, а мне здорово поможет в расследовании.

То, что Джеймс делал ради Оксаны, стало точкой в их отношениях. На фоне таких интриг оставаться рядом и ставить её под удар непростительно. Он слишком много светился. Но и бросить Оксану один на один с неведомым убийцей, Джеймс не мог. Что бы ни выяснилось, он не передаст информацию по делу в Орден, а с тем, кто убил Ру, разберется сам.

— Если мне не закрыли доступ. Судя по тому, что ты рассказал, я персона нон грата[38].

— Если тебя хотят подставить, закрывать базы не станут. Чем больше у тебя возможностей, тем проще зацепить.

— Почему ты пошел в ликвидаторы, Джеймс? Насколько я помню, тебе предлагали стать аналитиком.

— Хотел убивать.

Корделия усмехнулась, сложила руки на груди.

— Я достану тебе информатора.

На этом их пути расходились. Теперь уже навсегда.

Возможно, Корделия подумала о том же, потому что когда он поднялся, задала всего один вопрос:

— Ты видел, как она умерла?

И Джеймс не солгал, когда ответил:

— Нет.

Москва, Россия. Апрель 2014 г.

Дни вынужденного бездействия в больнице, а затем в поместье. Ни разу в жизни Демьян не ощущал себя слабым настолько, что не мог даже подняться без помощи. Обезболивающие не помогали, малейшее неловкое движение сполна напоминало обо всех прелестях его положения. Сильнодействующие Демьян отказывался принимать, потому что хотел рассуждать и мыслить здраво.

Разговоры с полицией утомляли и раздражали. Его действительно нашли ребята Звоновского, но позже. Кто-то вытащил его из машины до взрыва. Вытащили и бросили в грязи. Значит, не убить хотели, а указать на его место, напугать, заставить совершать ошибки.

Он говорил с Анжелой при Геннадии, но это ничего не прояснило. Она рассказала, что в тот вечер Михаил был серьёзно настроен и исполнен решимости встретиться. Анжела не знала, зачем. Несмотря на все расспросы, Михаил сказал, что побеседует с ним лично. Даже после случившегося он отказался назвать ей причину.

Правда или ложь — в таком состоянии доверять своим суждениям и оценкам было сложно. Подозрительность набирала пугающие обороты. Демьян не мог смотреть на Анжелу, и не вспоминать предательство.

Михаил вполне мог перетянуть её на свою сторону. Такую дуру ещё поискать. Анжела купалась в роскоши, но забивала голову глупостями и предавалась меланхолии. У неё было отменное здоровье, но она переживала так, словно уже лежала на смертном одре. Постоянно говорила, что у него не хватает времени на неё, когда всё вокруг так ужасно.

В таком настроении насадить Анжелу на наживку настоящего чувства легче легкого. Она считала, что рядом с Демьяном давно нечего ловить, кроме статуса жены и богатства. Стрельников вполне мог выпытать из неё сведенья, а потом вышвырнуть за ненадобностью. Или же — что совсем смешно, и правда оставить при себе, потому что жажда обладания белокурым ангелом до сих пор жива. В последнем Демьян сомневался, но такой возможности не исключал.

Стрельников зачастил в Европу. В первый раз по его просьбе пробивал Эльзу, не нашел ничего важного и вернулся. Прочее было своеволием, о котором он даже не соизволил отчитаться. Несостоявшийся разговор не в счет.

Демьян пока не искал с ним разговора. Не хотел разжигать свой гнев. Слишком сильным было желание отправить Михаила в подвал с мешком на голове и устроить допрос с пристрастием. Удерживало лишь благоразумие: не хватало выставить себя безумцем, прессующим всех без разбора.

Полная тишина в деле о смерти Филиппа казалась штилем перед бурей. Здоровье только подливало масла в огонь.

Зрение упало сильнее, и он уже не обходился без очков. Врачи говорили, что ему посчастливилось избежать осложнений после множественных переломов ребер, но Демьян не считал это везением. О какой удаче говорить, если полчаса на ногах отзывались головокружением и тошнотой, а постоянная боль в груди мешала сосредоточиться на делах? Последним сорванным аккордом стал перелом правого запястья.

Их поместье нынче напоминало неприступную крепость, нежели чем загородную резиденцию. Мониторы для наблюдения установили в его спальне и кабинете. За дверью постоянно дежурили двое ребят Звоновского. Демьян понимал, как это выглядит, но не желал отпускать поводья. Когда он доберется до зачинщиков, самые зверские казни покажутся им детскими забавами. А потом все вернется на круги своя.

Воскресли воспоминания о Полине. Их короткий роман закончился, не начавшись, но с ней он был по-настоящему счастлив. В отличие от Анжелы, она оставалась женщиной из плоти и крови. Безумно прекрасной и желанной, настоящей, живой. Мир рядом с ней преображался, и он сам становился другим. Он хотел изменить её, сделать своей, но судьба распорядилась иначе. Полина стала чувствующей — одной из тех, чья природа способна разрушить даже прочные стены. На тысячи изменений такое случалось однажды, но почему-то произошло именно с ними!

Чувства делали его уязвимым, и не только против внешних врагов. С каждым днем Демьян все ярче ощущал, что жизнь без неё становится пустой и бессмысленной. Мышеловка любви к чувствующей: никогда не знаешь, когда в истинное влечение ржавчиной вползет зависимость.

Демьян упорно обходил воспоминания стороной, даже рядом с Натальей они были прочно заперты за семью печатями. Нынче, скользнув в маленькую лазейку тишины, память о ней проснулась. Вернулось звучание виолончели, пробуждение рядом и тонкая прядь волос, падающая на смуглую шею, любящий взгляд, залитое солнечным светом покрывало с её стороны, и смазанная граница перехода в его полумрак. Они расстались слишком быстро и без лишних слов.