огляделся по сторонам, не поверив своим ушам. Вокруг них по-прежнему был лес, который ничем не отличался от тех джунглей, в которых они находились вчера или день назад. Деревья были такими же огромными, а жара – по-прежнему невероятно раздражающей.

– Поздравляю всех, вы хорошо потрудились, – в подтверждение своих слов невозмутимо проговорил Кейгон.

Тинахан пребывал в замешательстве, а Пихён и вовсе с нескрываемым удивлением смотрел на Кейгона. Впрочем, следопыт даже не столько похвалил своих спутников, сколько не отругал их за все бесчисленные ошибки и глупые вопросы. Кейгон наконец поймал на себе непонимающе-удивлённый взгляд Пихёна, и выражение его лица странным образом переменилось. Токкэби даже подумал, что примерно так же он смотрел на кастеляна Пау, когда тот совершал какие-то очевидные глупости. Но, к счастью, это непривычное выражение лица вскоре исчезло, и Кейгон снова принялся в своей терпеливой, но абсолютно безэмоциональной манере объяснять спутникам, что только что произошло:

– Предельная граница – это не чётко проведённая линия. То, что мы её «пересекли», – это скорее условность, которая означает, что больше нам не встретятся разведчики. Конечно, теперь нам могут помешать беглые преступники, но если у них есть хотя бы немного здравого смысла, они никогда первыми не нападут на отряд, в котором есть лекон. Так что об этом больше не стоит беспокоиться. Теперь же к делу: Пихён, подожги Рюна.

Из-за безмятежного монотонного голоса Кейгона его последние слова дошли до остальных с небольшим запозданием.

– Что?! – одновременно воскликнули Пихён и Рюн, который, как коала, висел у Тинахана на спине.

Нет, Кейгон, конечно же, не предлагал сжечь Рюна, чтобы тем самым отпраздновать долгожданный переход через границу. После подробных разъяснений Пихён сотворил огонь, который не излучал света, но при этом был достаточно тёплым, чтобы согреть Рюна. Наг почувствовал, как силы стали постепенно возвращаться к нему, и он, наконец, смог идти самостоятельно.

– Так почему же мы не использовали этот способ раньше? – искренне недоумевал Тинахан.

– Просто представьте, что сейчас моя температура тела стала такой же высокой, как и ваша, – ответил Рюн прежде, чем Кейгон успел что-либо сказать.

– Так раз она такая же, то какая разница, видят разведчики три ярких удирающих пятна или же четыре.

– Вы не понимаете. Абсолютно всё мое тело сейчас имеет одинаковую температуру. Если вас с головы до пят одеть в яркую одежду одного цвета, не будете ли вы слегка выделяться на фоне деревьев? Вот примерно как-то так я вижу себя сейчас.

Тинахан наконец понял, что за метафоры Рюн пытался к нему применить, и в очередной раз восхитился Кейгоном. Удивительно, что человек, который не мог физически видеть температуру, заранее предвидел все опасности и по итогу принял правильное решение.

Однако Пихён, который в прошлом уже давно бы начал толкать восторженные речи по поводу таланта Кейгона, в этот раз сидел тихо, неотрывно смотря на следопыта. Почувствовав на себе пристальный взгляд, Кейгон обернулся, но токкэби сразу же отвёл глаза и принялся поглаживать рог Нани.

Кейгон решил подождать, пока Пихён сам не придёт к нему.

В ночь после того, как они пересекли границу, Тинахан и Рюн впервые за долгое время смогли, наконец, спокойно заснуть. Пихён тихо подошёл к Кейгону, сидевшему у костра. Охотник внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал.

Когда звёзды, похожие на пятую дочь ночи, осветили ночное небо, Пихён наконец заговорил:

– Я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы помогли нам пройти весь этот путь. Вы, наверное, сильно намучались с нами.

– Да не особо.

– Я знаю вас всего около трёх месяцев, но уже успел многому научиться за это время. Выходит, об овцах лучше всего знает волк, а не пастух?

– Да, только овцы всё равно будут слушать пастуха.

– И поэтому волк, никому ничего не доказывая, просто берёт и делает своё дело?

– Возможно.

Неожиданно Пихён взмахнул рукой, и костёр, возле которого сидел охотник, вспыхнул ярче и засиял в ночи. Пламя, которое горело лишь благодаря небольшому количеству сухих веток и листьев, превратилось в огромный столб огня и коснулось лица Кейгона. Охотник медленно поднял глаза и спокойно посмотрел на токкэби, будто не произошло ничего необычного.

Огонь не был горячим.

– Вы даже не шелохнулись! Вы что, просто догадались, что я хотел получше рассмотреть ваше лицо? Или для вас вообще не имеет значения, сгорит оно или нет? – воскликнул Пихён с выражением крайнего удивления на лице.

– Пихён, что тебе от меня нужно?

– Сначала ответьте на мой вопрос: вы догадались или вам всё равно?

– Догадался.

– И почему же?

– Если бы ты хотел сжечь меня, ты бы уже давно это сделал.

Пихён резко переменился в настроении и радостно воскликнул:

– Так, значит, вы не будете меня есть?

– Вообще не собирался. Что за странные вопросы?

– Даже не делая этого, вы смогли так хорошо понять мотивы моего поведения. Значит, вы умеете поставить себя на место другого. Будучи кимом, вы понимаете поведение токкэби, потому что можете поставить себя на его место. Выходит, вы знаете так много о нагах не потому, что едите их.

Пихён осёкся и быстро оглянулся на Рюна.

– Не бойся, не разбудишь. Он тебя не слышит, – вновь невозмутимо ответил Кейгон.

– Ага, попались! Вы всё-таки не лишены эмпатии даже по отношению к нагам. Я заподозрил это ещё в нашу первую встречу, когда вы сказали, что наги не хотят умирать. Помните?

– Да.

Пихён победоносно постучал себя по груди:

– Я ведь тоже такой!

– Чего?

– Я о нашей встрече с туокшини. Тинахан ведь рассказывал вам?

– Да. Он был зол, что ты не использовал свой огонь.

– Я не смог сжечь их, и вы должны понять меня, как никто другой. Я почувствовал всю полноту печали расы, которая потеряла своего Бога. Как я могу убить их, когда сам чувствую их скорбь и гнев?

– Ты умираешь.

– Что?

Слегка наклонив голову, Кейгон неотрывно смотрел на него. Внезапно он выставил вперёд правую руку и медленно потушил огонь, который разжёг Пихён. Лицо охотника погрузилось во мрак.

– Если ты чувствуешь печаль другого, значит, ты умираешь, – послышался голос Кейгона в темноте.

Пихён почувствовал, как по его телу пробежали мурашки. То, из-за чего он мучился с тех пор, как покинул пирамиду, и то, что не мог выразить никакими словами, стало ясным в мгновение ока.

– Ведь я прав?

Да. Именно это и случилось в пирамиде. Пихён не видел искажённого гневом лица туокшини, потому что он смог разглядеть в нём куда большее – печаль, скрывавшуюся глубоко внутри.

Пихён опустил голову.

– Похоже,