Забавно даже получалось: Элор терпеливо изображал вежливый интерес, чтобы не обидеть меня отношением к моей сестре-менталистке, но, не прикрыв эмоции, лишь сильнее убеждал меня в своей неприязни, прописывал её мне в сознание, пропечатывал так, чтобы не забыла. Честное слово, если бы он рявкнул, что не хочет слушать о менталистах, получилось бы не так эффектно.

Вино лилось, Дербен и Толис разговорились, алкоголь и ностальгия ударили им в голову, вытягивая всё больше подробностей жизни моей семьи. Нравы (с чтением мыслей торговцев, так что те не смели нас обмануть, с разговорами без слов, с тем, что Сирины хорошие, на слугах не практиковались — ну, так думали слуги), происшествия, за давностью лет казавшиеся забавными (на самом деле в неконтролируемом телекинезе ничего забавного нет, особенно когда что-то разрушается). Вряд ли Элору было интересно знать, что за игрой в карты у нас, менталистов, было принято ломать друг другу щиты в надежде узнать правильную комбинацию, ну и там случаи всякие: как я телекинезом дедуле на голову вазу кинула, чтобы карты растерявшегося отца подсмотреть. Не показалось Элору это милой семейной историей, хоть он и улыбался в ответ на хрипло-каркающий смех разоткровенничавшихся старичков. Не оценил и то, что я до потери сознания могла в таких играх участвовать — «Упрямая была!» — гордо воскликнул Дербен. Но когда они рассказали, что в другой раз вместо телекинеза по моей просьбе Халэнн на старших ведро воды выплеснул, Элор среагировал чуть благосклонно.

Не счёл Элор жизнь Сиринов ни интересной, ни забавной. А вот то, что моя мать так всю жизнь и боялась родственников-менталистов, вызвало у него откровенное сочувствие к ней, а не сожаление, как у Дербена и Толиса, что пугливая уж слишком хозяйка была, «попроще бы относиться к такому надо, родные ведь». Элор с трудом это никак не прокомментировал в своём традиционном Элоровском стиле.

И я была даже рада, когда мои старички, наконец, упились так, что больше не могли вспоминать. Я перепоручила слугам разнести их по комнатам, Элор распорядился подать ещё вина — креплёного драконьего.

Едва двери за ушедшими закрылись, Элор порывисто обнял меня за плечи.

— Не представляю, как ты здесь жил, — прошептал откровенно.

— Я проверю, как их устроили. Посиди здесь. Я сейчас.

Пора было уже обновить на себе изменяющее запах зелье, но ещё мне нужно было подышать свежим воздухом и отдохнуть: находиться рядом с постоянным источником неприязни и раздражения довольно утомительно. И меня по-прежнему мутило.

В подсвеченном сферами коридоре я распахнула окно и опёрлась на подоконник. Ночной воздух овевал лицо, дёргал пряди. Я всё никак не могла надышаться. С неба мне подмигивали звёзды. Опустила взгляд: каменная блокирующая змея на запястье почти не ощущалась, из-под рукава выглядывала совсем немного. Разбить её? Элора, возможно, ищут, а через меня по метке найдут, и не придётся больше ощущать эту его сдерживаемую злость, вспышки ненависти.

Я зябко повела плечами, достала из внутреннего кармана бутылочку с изменяющим запах зельем. Осмотрела внутренний двор замка. Там никого не было, лишь жёлтые пятна света от окон расстилались по светлым камням.

Размазывая зелье по запястьям, шее, одежде, волосам, за ушами, сами уши, лицо, я думала о Халэнне. О нём напоминало всё, и этот запах, и этот внутренний двор, на котором он учился фехтованию, а я, сидя на подоконнике на этаж ниже, неимоверным усилием пробивалась сквозь щит его учителя и подсказывала брату будущие удары.

Тёплые ладони накрыли мои плечи. Я сжала в руке флакончик и осторожно сунула в наружный карман. Элор придавил подбородком мою макушку. Он стоял так близко, что я ощущала спиной рельеф его тела. Ощущала эмоции: смесь наслаждения и раздражения на всё вокруг.

— Воспоминания? — тихо спросил Элор.

— Да.

Он ничего не сказал, но его руки скользнули по моим ключицам, заключая в крепкие объятия.

Шаги прислуги мы на лестнице услышали одновременно. Элор отступил от меня и, прислонившись к стене, заглянул в лицо:

— Может, продолжим гулять в другом месте? Семейная часть праздника, можно сказать, прошла.

Я приподняла бровь. Элор сделал вид, что не заметил моего ироничного отношения к этим словам, ведь формально у меня ещё жена с ребёнком, но ему было неприятно. Похоже, сам только что вспомнил о них, а до этого всячески вычёркивал из мыслей.

С лестницы вышли двое слуг с бутылками вина на подносах и тихонечко скользнули мимо нас в большой зал.

— …а я с тобой куда угодно могу отправиться, — добавил Элор. — Я кристаллы взял, если что, подкачаюсь. Так что если у тебя есть какие-нибудь конкретные пожелания…

Я колебалась: его ненависть могла стать отличным лекарством от увлечения и боли потери, но… это тяжело.

Элор подождал ответа, а, не получив его, обнял меня за плечи и повёл обратно в зал.

Меня тошнило от этого всего.

— Если пожеланий нет, идём пить и веселиться! У тебя чешуя, Пат Турин взяли, мир вроде цел, а мы удачно сбежали: сейчас политики между собой разбираются да ответственность друг на друга перекладывают так, чтобы власти побольше получить, а работал кто-нибудь другой. Не хочу в этом участвовать. Может, на недельку у тебя останемся? Места много, еды хватает.

Правда, на последних фразах энтузиазма у Элора поубавилось, и эмоции стали противоречивыми. Похоже, оценил перспективы подобных посиделок с воспоминаниями о потомственных менталистах.

«Предложи ему в галерею с семейными портретами прогуляться, — посоветовал Жаждущий крови. — Там дедули портрет очень хороший, натуралистичный».

Слуги вынырнули из зала уже без вина, но с пустыми тарелками и вдоль стены, стараясь быть как можно более незаметными, двинулись к лестнице, а мы с Элором вернулись в зал.

Бутылок с вином на столе стало больше, а закусок меньше.

Элор добрался до дивана со шкурами и повалился на него вместе со мной, прижал меня к себе.

— Поцелуй… — попросил тихо, с томным надломом.

Перебралась чуть выше и поцеловала. Вроде бы и губы те же, и Элор, и движения наши, но его отвращение, практически ненависть я помнила слишком хорошо, и эти красные, как кровь, колючие чувства не отступали, свивались в животе тяжёлым комом. Меня снова мутило. Я попыталась отстраниться, но Элор наложил ладонь на мой затылок.

Не менее двух минут — такой был уговор. Втянув воздух через ноздри, я продолжила целовать, но не могла не думать о настоящих чувствах Элора. Казалось даже, в Элоре они ещё вспыхивали, и в моём поцелуе он будто пытался забыть, где находится и кто прежде отмечал торжества в этом большом зале.

Наши губы, наконец, разомкнулись, и я тяжело задышала, пытаясь восстановить дыхание.

— Ты в порядке? — Элор посмотрел на меня с беспокойством.

— Слишком много вина, — я попыталась перебраться в другой угол дивана, но Элор притянул меня к себе.