«Эдуард, милый сын, мы поняли из письма, написанного в ответ на наше, что вы хорошо помните те наставления, которые были вам даны мною; помимо прочего, не договариваться о браке, равно и не позволять договариваться за вас, не известив нас и не получив согласия: а также, при отъезде из Дувра, вы сказали, что с радостью будете подчиняться моим приказам, насколько будет в ваших силах, до конца ваших дней. Милый сын, если именно так вы поступали, то это было благоразумно и соответствовало вашему долгу, за что ожидает вас милость Божья, и одобрение наше, и всех людей; если же нет, тогда вам не избежать гнева Божьего, порицания людей и нашего сильного негодования, ибо я наставлял вас весьма строго и совсем недавно, и вы должны всё хорошо помнить, и никоим образом не жениться и не давать себя женить без предварительного нашего согласия и совета; ибо никакое другое дело не причинило бы нам большего вреда и сердечной боли. И ежели, как вы говорите, вы не можете вернуться к нам из-за вашей матери, то это сильно печалит наше сердце из-за того, что она вам не позволяет исполнить ваш природный долг, пренебрежение коим приведет ко многим несчастьям. Милый сын, вы знаете, как горячо она была бы любима и хранима, если бы вернулась вовремя, согласно долгу, к своему повелителю. Мы знаем многое о ее злых делах, к нашей скорби; знаем, что она изобретает предлоги, дабы удалиться от нас из-за нашего дорогого и верного племянника, Хьюго Деспенсера, который доселе всегда так хорошо и преданно служил нам, в то время как вы и весь свет видели, что она открыто и намеренно, зная, что нарушает свой долг, действуя против благополучия нашей короны, присоединилась вместе со своими спутниками к Мортимеру, изменнику и смертельному врагу нашему, что доказано, установлено и осуждено: именно в его обществе она находится в стенах дома и вне их, вопреки нам и нашей короне и праву, установленному в королевстве — с ним, злодеем, коего наш возлюбленный брат, король Франции, по нашей просьбе изгнал из своих владений как нашего врага. И хуже того, если хуже еще что-то может быть, она допустила сосуществование ваше с вышеуказанным врагом нашим, сделав его вашим советником и заставив вас открыто общаться и находиться рядом с ним, на глазах всего света, и тем самым совершила великую мерзость и причинила бесчестие как вам, так и нам, в нарушение прав нашей короны и законов и обычаев нашего государства, кои вам в высшей степени надлежит соблюдать, сохранять и поддерживать. Посему, милый сын, уклонитесь от участи столь постыдной, а может быть, и гибельной, и опасной для вас во многих отношениях. Ныне вы огорчаете меня, но вам не следовало бы вызывать наше недовольство ни ради вашей матери, ни ради кого иного. Мы повелеваем вам, во имя верности, любви и преданности, которыми вы обязаны нам, с нашего благословения, вернуться к нам без сопротивления, задержки либо новых отговорок. Ибо ваша мать писала нам, что если вы пожелаете возвратиться, она вас удерживать не будет, и нам непонятно, как ваш дядя, король, может задержать вас вопреки выданной вам охранной подорожной грамоте. Соответственно, ни ради вашей матери, ни ради поездки в ваше герцогство, ни по какой иной причине, не медлите явиться к нам. Наше повеление послужит вам к добру и к чести, с божьей помощью. Так что явитесь быстро, без новых отговорок, если желаете получить наше благословение и избежать наших упреков и негодования.

Милый сын, не противьтесь нашим повелениям, ибо мы наслышаны о том, что вы совершали поступки, которые вам не приличествуют.

Дано в Личфилде, в день 18-й месяца марта».

«Дражайший брат, мы обдумали ваше письмо, в коем вы утверждаете, что с должным старанием поговорили с вашей сестрою о тех вещах, которые мы упомянули, и что она сказала вам, будто бы желает быть с нами и в нашем обществе, как подобает благонравной жене, и что дружба между нею и нашим дорогим и верным племянником, Хьюго Деспенсером, не была притворством с ее стороны, поскольку она видела, что в прошлом он был полезен для нее, обеспечивая ей поддержку и ограждая от дурного обращения. Конечно, дражайший брат, если бы она любила нас, то действительно желала бы пребывать в нашем обществе, по ее словам. Той, которая должна была стать посредницей между вами и нами ради полного и длительного мира, не следовало бы становиться причиной новой распри, как делает она; она была послана, чтобы укрепить мир и любовь между вами и нами, чего мы от чистого сердца желали добиться, когда посылали ее к вам. Но в душе своей она намеревалась использовать этот предлог, дабы отдалиться от нас. Мы уже показали, при всем уважении к вам, что в словах ее, обращенных к вам, не было правды, ибо никогда не причиняли ей зла или обиды ни я и никто другой (при всем том, сколько всего сделала она против нас). Не было также у нее в прошлом причины прибегать к хитростям для защиты либо для спасения от чего-то худшего — ибо никогда, ни по малейшему поводу он не причинял ей вреда. И что же заставляло ее с тех пор, как она уехала от нас и прибыла к вам, направлять Хьюго письма, выражающие столь великую и особую дружбу, как угодно было ей, время от времени?

Но воистину, дражайший брат, вам должно быть очевидно, как и мне, и всем мужчинам, что она не любит нас так, как должна была бы любить своего господина, и причина, по которой она оболгала нашего племянника и удалилась от нас, проистекает, как я думаю, из непристойных желаний, поскольку ныне она столь открыто, нагло и сознательно идет против велений долга, общаясь с Мортимером. Если бы вы желали ей добра, дражайший брат, то наказали бы за подобное нарушение приличий и заставили бы вести себя как подобает, ради чести семейств, к коим она принадлежит.