она не нужна. Сколько стоит табак, проданный администрацией (табачного производства)? Сколько он стоит? Вы можете ответить на первый из этих вопросов: все, что вам нужно сделать, это пойти в главный офис. Но вы не можете сказать мне ничего о втором, потому что у вас нет условия сравнения, потому что вам запрещены контрольные проверки авансовой себестоимости, и, следовательно, нет возможности их принять. Поэтому табачное предприятие, созданное как монополия, обязательно стоит обществу больше, чем приносит; это отрасль, которая вместо того, чтобы существовать от своего собственного продукта, живет за счет дотаций; которая, следовательно, будучи далекой от того, чтобы служить для нас моделью, является одним из первых злоупотреблений, которые должны нанести удар по реформе.

И когда я говорю о реформе, которая будет проведена в табачном производстве, я принимаю во внимание не только огромный налог, который в три или четыре раза увеличит стоимость этого продукта; ни иерархическая организация ее работников, которая делает одних за счет их зарплат аристократами — такими же дорогими, как и бесполезными, а других — безнадежными наемниками, навсегда оставленными в подчиненном положении. Я больше не говорю о привилегиях офисных работников и всего этого мира паразитов, который они заставляют жить: я имею в виду прежде всего полезный труд, труд рабочих. Потому что единственное, в чем административный работник вне конкуренции, — это в том, что он не заинтересован ни в прибыли, ни в убытке, что он не свободен, одним словом, его производительность обязательно меньше, его услуги слишком дороги. Пусть скажут после этого, что правительство хорошо обращается со своими работниками, заботится об их благополучии: где это чудо? Как можно не видеть, что именно свобода несет бремя привилегий и что если, в качестве невозможного, обо всех отраслях промышленности будут заботиться так же, как о табачной, источник дотаций истощится, страна больше не сможет балансировать доходы и расходы, а государство обанкротится?

Импортные товары. — Я цитирую свидетельство ученого, чуждого политической экономии, г-н Либиха. «Раньше Франция импортировала из Испании ежегодно соды на сумму от 20 до 30 миллионов франков; потому что сода из Испании была лучшей. На протяжении всей войны с Англией цены на соду и, следовательно, на мыло и стекло безостановочно росли. Поэтому французские производства значительно пострадали от такого положения дел. Именно тогда Леблан открыл способ извлечения соды из поваренной соли. Этот процесс стал для Франции источником богатств: производство соды получило необычайное расширение; но ни Леблан, ни Наполеон не воспользовались преимуществом изобретения. Реставрация, которая извлекла выгоду из гнева населения против автора континентальной блокады, отказалась исполнить долг императора, чьи обещания спровоцировали открытие Леблана…»

«Когда несколько лет назад король Неаполя предпринял преобразование в монополию торговлю серой на Сицилии, Англия, которая потребляет огромное количество этой серы, предупредила о возможности объявления войны королю Неаполя, если монополия будет поддержана. В то время, как два правительства обменивались дипломатическими нотами, в Англии было получено пятнадцать патентов на изобретения по извлечению серной кислоты из гипсов, железных пиритов и других минеральных веществ, которыми изобилует Англия. Но, поскольку дело с королем Неаполя было улажено, внедрение не состоялось: оставалось лишь понимание, что в соответствии с проведенными испытаниями за новыми процессами извлечения серной кислоты последовал бы успех: что, возможно, уничтожило бы торговлю, которую Сицилия сделала с этой серой».

Уберите войну с Англией, уберите фантазию о монополии короля Неаполя, и долгое время во Франции никто бы не подумал добывать соду из морской соли; в Англии — извлекать серную кислоту из горного гипса и пирита, в которых она содержится. Тем не менее, это именно действие конкуренции в промышленности. Человек выходит из своей лени только тогда, когда нужда заставляет его; и самый верный способ погасить в нем интеллект — избавить его от всяких забот, отобрать у него соблазн прибыли и вытекающую из этого социальную разницу, создав вокруг него мир во всем мире, мир всегда, и перенести на плечи государства ответственность за его инертность.

Да, нужно это сказать, несмотря на современный квиетизм[183]: жизнь человека — это постоянная война, война с потребностями, война с природой, война с себе подобными, следовательно — война с самим собой. Теория мирового равенства, основанная на братстве и самопожертвовании, является лишь подделкой католической доктрины об отказе от благ и удовольствий этого мира, принцип подлога, панегирик нищете. Человек может любить себе подобного до самой смерти; он любит его, пока не нужно работать на этого ближнего.

К теории самопожертвования, которую мы только что опровергли по факту и по закону, противники конкуренции подставляют другую, прямо противоположную первой: поскольку законом разума является его стремление игнорировать истину, которая является точкой его равновесия, он колеблется между двумя противоречиями. Эта новая теория антиконкурентного социализма — теория поощрения.

Что может быть более общественно полезным, более прогрессивным по внешнему виду, чем поощрение труда и промышленности? Нет демократа, который не делает его одним из самых прекрасных атрибутов власти; нет утописта, который не считает его на передовой среди средств организации счастья. Однако правительство по своей природе настолько не способно руководить работой, что любое вознаграждение, которое оно предоставляет, является настоящей мелкой кражей из общей кассы. Г-н Рейбо предоставит нам текст этого обобщения.

«Премии, выделяемые для поощрения экспорта, наблюдает где-то г-н Рейбо, эквивалентны уплате пошлин за импорт сырья; выгода остается абсолютно нулевой и служит лишь стимулом для обширной системы контрабанды».

Этот результат неизбежен. Исключите вступительный налог — национальная промышленность пострадает, как мы видели ранее в случае с кунжутом; поддержите налог, не предоставляя никакой премии для экспорта, — внутренняя торговля будет побеждена на внешних рынках. Чтобы избежать этой неприятности, вы вернетесь к премии? Вы лишь вернете одной рукой то, что отдали другой, и вы спровоцируете мошенничество, последний результат, caput mortuum[184] всей поддержки отрасли. Из этого следует, что любое поощрение работы, любая компенсация, выделяемая отрасли, кроме естественной цены продукта, является бесплатным подарком, взяткой, отобранной у потребителя и предложенной от его имени фавориту власти в обмен на ноль, ни за что. Поощрение отрасли, таким образом, является синонимом поощрения лени: это одна из форм мошенничества.

Французская революция была совершена как во имя промышленной свободы, так и во имя свободы политической: и то, что Франция в 1789 г. не получила всех последствий принципа, реализации которого она требовала, она не обманулась ни в своих желаниях, ни в своих ожиданиях

В интересах нашего военно-морского флота правительство полагало, что оно должно дать подрядчикам-перевозчикам премию (бонус) за человека, занятого на