–Тогда ты пришел не по адресу.– Фон Страттен со скучающим видом наблюдает за пышным торжеством. Музыка опьяняет, женщина прикрывает глаза и вздыхает с грустью.– Видел бы ты это место столетие назад, дорогой Мэттью. Мы бы уже кровь не пили, будто заурядные гурманы, а танцевали под дождем из крови.

–Занятное зрелище,– ледяным тоном подмечаю я.

–Тебе понравилось бы. Ты похож на нас больше, чем предполагаешь.

–Вы ошибаетесь.

–Зато Верум – нет.

Ведьма кривит губы, прожигая меня взглядом черных глаз.

–Вы весьма внимательны, Меган.

–Наша дорогая принцесса скоро придет. У вас есть план?

–Есть.

Я думаю, что сейчас она начнет задавать вопросы, а потом вспоминаю, что Меган не нужно расспрашивать, чтобы выведать ответы.

–Интересно,– прикусив губу, шепчет она.

–Что именно?

–А ты, оказывается, обманщик.

Я стойко выдерживаю испепеляющий взгляд ведьмы, а она приближается ко мне так близко, что я чувствую странный сладкий запах, который исходит от ее кожи.

–Обманывать нехорошо,– шипит она.

–Почти уверен, что вам все об этом известно,– я сжимаю кулаки.

–Так и есть. Мой Хозяин – отец лжи. Есть достойный пример перед глазами.

Глупый разговор. Почему эта женщина вообще тратит на меня свое время? Разве ей сложно заставить меня, пригрозить семье, шантажировать? Да что угодно. Не понимаю, почему она до сих пор разговаривает, а не прибегает к насилию.

–Может, я люблю разнообразие…– отвечает Меган фон Страттен на мой вопрос и поводит плечами:– Я уже один раз убила тебя, Мэттью. Пусть вторая попытка достанется человеку, который не только лишит тебя жизни, но и разобьет сердце.

Очень романтично. Я знаю, кого она имеет в виду, но ничего не говорю.

–Во втором зале висит картина засыхающего дерева.

–В смысле?

–За картиной есть тайный проход, Мэттью. Вы выберетесь из чистилища и попадете на кладбище… если сможете выжить, конечно.

–Разумеется.

–Не разочаруйте меня. Больше разнообразия я люблю только старую добрую месть.

Фон Страттен подмигивает и исчезает в толпе танцующих в центре огромного зала. Я закатываю глаза и почему-то думаю, что иногда даже злодеи хотят быть спасенными, услышанными. Странно осознавать, что внутри мертвых душ есть нечто живое.

Я отхожу от колонны и ищу в толпе Джейсона и Норин. Они стоят возле Верума. Мне не стоит сейчас разговаривать с ними. Но я должен сообщить им информацию о потайном выходе из этого здания. Даже если наши с ними пути разойдутся, я хочу быть уверенным, что они сумеют выбраться и с ними ничего не случится.

Я успеваю сделать несколько шагов, как вдруг музыка затихает. Люди послушно, я бы даже сказал испуганно, отходят от центра. Через мгновение я замечаю, что в созданном кругу оказывается Люцифер, сжимающий руку Ариадны.

Толпа взрывается аплодисментами. Световые шары со свистом скользят над нашими головами, сталкиваются и сливаются в единый яркий источник, искрящийся и блестящий! У меня перехватывает дыхание. Я не обращаю внимания на Дьявола. Смотрю на Ариадну Монфор и застываю, сраженный ее красотой. Ничто в этот момент не кажется мне правильным: ни мои мысли, ни мои цели. Ариадна изучает с интересом гостей, ее зеленые глаза сверкают, будто изумруды, а я не могу пошевелиться.

Однако уже в следующую секунду я вспоминаю, как эти глаза прожигали меня, как они заставили меня испытать нечто настолько страшное, что шрамы горят до сих пор.

Я отворачиваюсь. Отныне я имею дело с опасным существом, которое одним лишь взглядом способно лишать меня рассудка. Не Ари стоит рядом с Люцифером, а чудовище, которое ею управляет. Вот что важно.

–Ты как?– Норин Монфор кладет ладонь на мое плечо.– В порядке?

–Да.– Почему они постоянно у меня об этом спрашивают?

–Люцифер знает, что мы здесь. Более того, он не против, что мы посетили праздник.

–И вы так думаете, потому что…

–…потому что мы еще живы,– Норин выпрямляется,– я ведь не должна объяснять тебе, что у него вполне достаточно сил избавиться от нас.

–Нет.

Она кивает как раз в тот момент, когда Дьявол разводит руки в стороны и говорит:

–Я возлагаю большие надежды на эту девушку!– Ариадна широко улыбается, когда Люцифер оставляет поцелуй на ее руке и поправляет черное бархатное платье с длинными рукавами, но с открытой спиной и оголенными плечами.– Прими мой подарок, Ариадна Монфор-л’Амори! Мы сделаем этот мир лучше. Ты сделаешь!

Неожиданно двери смежного зала распахиваются, и на пороге появляется девушка – мертвенно-бледная, худощавая девушка в белой накидке с босыми ногами.

Она бредет заплетающейся походкой, едва не падает, но каким-то чудом удерживает равновесие. Ее светлые волосы мокрые, как и накидка. Глаза огромные, испуганные, налитые таким диким страхом, что даже у меня перехватывает дыхание.

В зале повисает тишина. Все наблюдают за незнакомкой, а она внезапно падает, не сумев побороть слабость, прямо перед Ариадной. Ари не двигается, глядит сверху вниз на хрупкое костлявое создание, корчащееся на полу, и молчит.

Внезапно помещение наполняют звуки виолончели. Я ничего не понимаю. Смотрю в глаза Норин, но вдруг понимаю, что в них застыли слезы. Что происходит? Кто это?

И когда я собираюсь потребовать ответа, девушка начинает петь. Никогда прежде я не слышал такого пения. Перевожу ошеломленный взгляд на незнакомку и покрываюсь сотней мурашек. Невольно подхожу ближе. Наблюдаю за тем, как девушка поет, слышу, как чист и звонок ее голос. Почему она до сих пор не поднимается на ноги? Ей плохо? Что с ней? Почему ее лицо застилают слезы? Почему она не бежит, не пытается уйти? Меня одолевают странные чувства. Я не вижу угрозы, никто не подходит к незнакомке и не пытается причинить ей вред. Но в то же время я ощущаю рьяное желание спасти ее.

–Что происходит?– спрашиваю я у Норин.

Женщина быстрым движением смахивает слезы.

–Это сирена.

–Кто?– Я удивлен.– Сирена?

–Да.Сирены – морские существа. Ты наверняка о них слышал.

–Слышал, но…

–Она умирает.– Норин запинается и смотрит в пол. Что это значит? Почему она умирает? Я смотрю на незнакомку, потом опять на Монфор и хмурюсь.

–Но она ведь поет. Как это вообще возможно?

–Она не поет, Мэттью.

–Но что она тогда делает?

–Сирены – необычные существа, умирая, они издают… издают нечто подобное.– Я в недоумении пялюсь на женщину, а девушка поет все громче и громче!– Для нас это музыка, а для нее – предсмертные крики.