своей коронации. Состояние полной готовности крайне… труднодостижимо, — в мгновенье ока выражение лица Джошуа переменилось, его брови сползли вниз, слегка прикрывая глаза, а и без того худые щеки впали пуще прежнего. — И все же, меня слегка удручает твоя легкомысленность. Ты опоздал более чем на пол часа. Такое опоздание не видится мне случайностью.

— Я…. Я просто не могу понять к чему весь этот фарс и…

— Понимать тебе и не нужно. Князь не обязан быть всезнающим гением, для этого у него есть советники и аналитики. Тебе нужно только и всего: держать себя достойно, быть пунктуальным, вежливым, и делать то, что я прошу. Ничего невозможного, как видишь. Можешь оставить свои заранее заготовленные оправдания при себе, меня они мало интересуют. Советую тебе научится признавать свою вину открыто, это свойственно зрелым и благоразумным господам.

— Признаю, мог бы и прийти вовремя, но что бы это изменило? Все эти люди, они пришли сюда просто посудачить. Ни веской причины, ни существенного повода… Меня уже воротит от их высосанных из пальца тостов и натянутых пожеланий. Эти чертовы званые ужины, собрания, пустые празднества. Зачем все это?

Джошуа вызывающе и несколько насмешливо оглядел юношу, после чего достал из нагрудного кармана пиджака толстую заграничную сигару. Удивительно, как только эта скрученная колбаска умещалась в небольшом карманчике, совершенно не выпирая. Отрезав сигарными ножницами запечатанную верхушку, глава картеля властно подозвал жестом прислугу с керосиновой зажигалкой.

Выпустив из уголка рта струйку горьковатого дыма он обратился к Аттикусу совершенно невыносимым тоном. Именно таким тоном раздраженные родители объясняют особенно нерадивым и несмышленым отпрыскам нечто, по всей видимости всем крайне очевидное и понятное, даже можно сказать по-детски простое.

— Если обращаться к людям только тогда, когда есть на то серьезная причина, или же, когда тебе что-то от них нужно, то в их глазах ты быстро превратишься в ходячую проблему, которую они всеми силами будут избегать как чумы. Именно поэтому все эти «бессмысленные» собрания и встречи так необходимы. Не думай, что собравшиеся здесь так и мечтают бросить все свои дела ради встречи с тобой. Все это мероприятие им столь же неприятно, как и тебе, но в отличии от тебя они благоразумны и дальновидны. И к слову, пунктуальны. Ты единственный из приглашенных кто опоздал, — проговорил Каламадж. Промолчав следом с пол минуты, он резко решил озадачить собеседника вопросом: — Ты слышал что-либо о Янусе Кратском?

— Это четвертый князь Помонта, — Пальмонтский озадаченно приподнял бровь, совершенно не понимая к чему ведет его наставник. Тот, впрочем, не смотря на явное недовольство проступком юноши, был в предельно хорошем расположении духа. Даже не обратив внимания на жест парня, Каламадж начал свой рассказ, задумчиво глядя в окно:

— Шестой, он был шестым по счету князем. Историю о Янусе проходят еще в младшей школе. Но я не стану осуждать тебя за недостаток знаний. Это просчет твоих преподавателей, твой лишь в меньшей степени. Не углубляясь в дебри биографии Януса, позволю себе заметить, что вышеупомянутый Кратский был немногословен и неприветлив. «Человек чести», как он сам себя называл. Он не закатывал пиры, не приглашал на дни рождения своих детей местный бомонд, не ходил на столь нелюбимые тобой званые ужины, не рассыпался в комплиментах, не поддерживал дружеских связей, и самое страшное — он не брал взяток. Жил скромно, жил ради других, — презрительные нотки так и сквозили в речи Джошуа. Невооруженным взглядом было заметно что глава картеля был невысокого мнения о Янусе и совсем этого не скрывал. — Жаль, что князь не осознавал в полной мере простую, старую как мир истину — мы живем в социуме и вынуждены с ним считаться. Знать, почувствовав, что князь стал от них отдаляться, что он более с ними не считается и к ним не прислушивается, в один прекрасный день устроила Кратскому весьма необычайное пробуждение. Янус проснулся от того что не менее десятка клинков проткнуло ему грудь. Как оказалось, его прислуга и телохранители не были столь же благородными и честными как их предводитель. Звон золота без труда смутил их сердца. История, как ни посмотри, весьма поучительная. Надеюсь, будущему князю мораль разъяснять не нужно?

Аттикус поежился, он определенно улавливал суть в рассуждениях наставника, но юношеский максимализм не давал ему покоя, вынуждая воспротивится хоть в чем-то:

— Но ко мне то это как относится? С чего вы, да и все вокруг вообще взяли что именно я буду следующим правителем? Я лишь двоюродный брат почившего князя. Уже всю Ганою облетел слух о том, что его родной, пускай и незаконнорожденный сын направляется сюда. Он же князем и станет, это очевидно! В законах княжества черным по белому написано, что наиболее близкий родственник по мужской ветви наследует власть. Кто может быть ближе сына?

— О, не сомневайтесь, князем станете вы, и тут это уже всем ясно, — сказал подкравшийся сзади Олаф, попутно опустошая поднос с закусками. — У нас все схвачено! Правда, мистер Каламадж?

— Именно так. Аттикус, знаешь, что происходит, когда десятки магнатов, дельцов и политиков делают ставку на одного человека? Вопрос риторический. Я отвечу за тебя. Происходит чудо: разверзаются горы и расходятся небеса, идет дождь в пустыне и высыхают моря, вот что происходит. В тебя были вложены не только наши надежды, но и очень внушительные финансы. Твой конкурент не доберется до Ганои, мы об этом позаботились. Ради такого дела мы обратились к профессионалам, к лучшим из лучших. Марк Пальмонтский уже мертв, хоть он об этом еще даже не подозревает, — размеренно, с удовольствием высказался Джошуа.

— Верно, верно! Ни один человек не справится с такими силами! Все уже предрешено, как только эти чернокнижники… — залепетал Гедройц, поперхнувшись на слове, когда Каламадж буквально пронзил его крайне красноречивым взглядом. Поняв, что он едва не сболтнул лишнего, Олаф молча принялся изничтожать запасы сырных палочек, так и не продолжив свою бойкую тираду.

— Последнее, о чем тебе сейчас стоит думать, так это о своих конкурентах. Судьба, в лице нас, преподнесла тебе великий подарок — власть, поданную на серебряном блюде. Помни, что только в крайней степени безответственные и безнравственные люди способны отринуть власть, когда у них появляется возможность ее заполучить. Лучше дурно управлять, чем быть дурно управляемым. Все что от тебя требуется, так это вести себя соответственно статусу власть имущего. И ты достаточно умен, чтобы прекрасно понимать это. Обернись, — закончив проповедь просьбой, Джошуа терпеливо дождался пока Аттикус развернется, уставившись на бесчисленные, пестрые наряды гостей. — Все эти люди пришли сюда ради тебя. Они