Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассмотрим сначала первый вариант причины. Предположим, справедливо то положение, что художнику присуще «правополушарное» мышление, которое, с одной стороны, способно к образному и синтетическому «схватыванию» взаимосвязей между множеством объектов, а с другой стороны, менее способно к знаковому оформлению данных образов и взаимосвязей в логически упорядоченной форме. Тогда получается так, что природа награждает художника талантом генерирования идей на ментальном уровне, но не дает ему средств для внятного их выражения на сущностном уровне. Вот он и пытается высказать их художественными средствами: красками, звуками, пластикой, поэтическим словом и т. д. Отсюда изощренность и многообразие этих средств. Как человек отчужденный от общества ищет способы снова слиться с ним, так и художник, отчужденный от своего Единого (Плотин) ищет средства слиться со своей идеей.
А теперь рассмотрим второй вариант причины затруднения в выражении идеи художником. Здесь все наоборот: владея данными ему от природы эстетическими средствами выражения, художник пытается выразить (или точнее: вложить в них) не совсем понятную ему самому на бытийственном уровне идею. Художник просто вынужден «плести сеть» из выразительных средств, чтобы попытаться перетащить эту идею с ментального уровня на сущностной. Со стороны, конечно, может показаться что делает он это только для того чтобы созерцателю его произведения понятна была его идея. Но это не совсем так. На самом деле его мало интересует созерцатель. Для него важно чтобы он понимал себя сам, поскольку в деле выражения своей идеи ему неоткуда ждать ни помощи, ни поддержки: здесь он всегда и первопроходец и законодатель. Художник всегда одинок, и в этом не только его благо, но и драма. Если же он думает о созерцателе, поймет ли тот его или нет, то вряд ли можно ожидать высоко художественности создаваемого им произведения. Подлаживаться под уровень развития и вкусы созерцателя – совсем не дело художника.
Итак, какой бы из этих вариантов мы ни выбрали – автор не может склониться к какому-либо одному из них, – нам ясно одно: художника «рождает» вот этот разрыв между ментальным и сущностным уровнем. При продуктивном мышлении этот разрыв всегда присутствует, но для эстетической натуры он – принципиальная черта ее творчества, и художник не может преодолеть его одним прыжком, то есть перескочить с ментального уровня на сущностной. В то время как для ученого или изобретателя – они «левополушарники» со способностью не только генерировать идеи на ментальном уровне, но и выражать их на сущностном уровне, – так вот ученым (изобретателем) этот разрыв преодолевается выражением идеи в какой-либо из общепонятных знаковых систем.
Можно сказать, что художник в какой-то мере – это «недоученный» – конечно, без уничижительного оттенка, – которому не дадено с легкостью выражать свои идеи рациональным путем, в то время как ученый, в свою очередь, – «недохудожник», то есть человек, обделенный талантом иметь в своем арсенале эстетические средства выражения идеи. Как видно, в некоторой степени, наличие того или иного средства выражения – рационального или эстетического – определяет вид генерируемых идей: научных (технических) или эстетических. Более того, явление той или иной идеи предопределено возможностью ее выражения. Не будь последнего, возникновение идеи было бы бессмысленным актом нашего мышления. Вот и вопрос: что важнее – форма или содержание? И не отсюда ли берет начало одна из заповедей актерского мастерства: «Блюди форму – содержание подтянется» (Ю. Любимов).
Исходя из вышеизложенного, и учитывая нашу большую способность к рациональному мышлению, можно предположить, что нет таких научных (технических) идей, которые, явившись в наше сознание, не были бы готовы оформиться в достаточно четкую форму выражения мысли. А вот что по этому поводу, то есть по поводу эстетических идей, думают художники, об этом можно было бы спросить их самих. И статистика здесь, хотя бы на описательном уровне, нисколько бы не помешала.
5.6. «Одновременность» возникновения интуиции, логики и языка
Итак, коль скоро мы признали главенствующую роль иррационального мышления в процессе генерирования совершенно новых (объективных) идей, то в заключение нам хотелось бы снова вернуться к не дающему нам покоя вопросу «одновременности» зарождения интуиции, логики и речи человека (см. Раздел 1.4. «Инсайт (интуиция), логика и язык»).
Автор вполне осознает бездоказательность своей позиции в отношении данного предположения, но он не нашел каких-либо веских доводов в пользу раздельного возникновения столь важных для духовной эволюции человека факторов. Более того, раздельное по времени возникновение таких способностей как интуитивная (иррациональная) способность, способность логически мыслить и способность к речи (языку) свидетельствовало бы о возможности самостоятельного и независимого функционирования этих способностей. Но весь опыт продуктивного мышления человека и поведения человекоподобных существ (приматов) свидетельствует как раз об обратном.
Так развитие языка приматов скорее всего только потому не пошло дальше того, чтобы выражать свои эмоции, что у них не было того, что им необходимо было бы выразить и передать своим сородичам. А именно, у них не было мыслей и их предшественниц-идей. Для выражения своих эмоций приматам оказалось вполне достаточным иметь весьма богатый и красочный набор жестов, мимики, телодвижений, возгласов и т. д., и у них не было необходимости трансформировать свой язык в язык речи, поскольку в этом не было никакой нужды, то есть не было стимулирующего фактора, каковым является возникновение идеи-мысли, требующей своего выражения и сообщения. Конечно, сообщить им хочется многое, но у них нет того основного, что им потребовалось бы сначала сформулировать и выразить, а потом поделиться выраженным с другими. То есть, у них нет мыслей.
Язык как средство выражения эмоций и мыслей не может возникнуть в условиях отсутствия последних. Но если эмоции первичны – поскольку они изначально присущи, по крайней мере, развитому животному царству, – а мысли вторичны, то сначала зададимся вопросом: какой «объем языка» необходим для выражения эмоций, а какой – для выражения мысли.
На примере языка общения приматов и языка человека нам понятна разница в символике выражения эмоций приматов (жест, мимика и т. д.) и мыслей человека (речь, письмо, символ и т. д.). Но если мы примем во внимание тот факт, что человекоподобное существо на