— Луи де Полиньяк, — в последний раз громко сказал он,выходя из ванной.

Уже в постели, куда он лег прямо в халате, не раздеваясь, онвспомнил о цветке, подаренном Марианной. Вскочил, рванул дверцу зеркальногошкафа и с ужасом увидел пустую полку. Побывавшая здесь горничная уже убралазасохшее растение, видимо, решив, что это очередная причуда забывчивых богатых клиентовМонте-Карло.

Он закрыл дверцу шкафа и снова улегся в кровать, закрылглаза. Теперь эта женщина будет жить только в его воспоминаниях, которыеобладают неприятным свойством — тускнеть со временем, превращаясь из живогообраза в полустертые наброски, воспринимаемые уже без прежнего волнения.

«Можно подумать, что ты не знал, чем все это можеткончиться», — сказал сухой рационалист, сидевший в Дронго.

«Знал, — согласился еще не умерший романтик, — все прекраснознал. Но рассчитывал на чудо».

«Тебе казалось, что Мари сумеет понять, правильно оцениттвое положение.

Ты надеялся, что они пощадят Маира, безобидного человека,который никому ничего плохого не сделал. Ты знал обо всем с самого начала, —безжалостно давил рационалист, — и не нужно так сентиментальничать. Мы оба стобой понимали, чем все может кончиться».

Дронго вздохнул. Оба образа, ведущие непрерывный спор,слились в единого человека. Он встал, снял с себя халат. Подошел к дверибалкона. В заливе покачивались белоснежные яхты, даже сюда доносилисьсчастливые голоса отдыхающих.

«Рай на земле, — горько подумал Дронго, возвращаясь вкомнату, — рай на земле».

У него не осталось больше иллюзий. Партия закончилась.Осталось, нанести главный, решающий удар. И он точно знал, что именно ему нужноделать.

Через час в дверь постучали. Он открыл. В номер вошелСавельев.

Осунувшийся, бледный. Его тоже выпустили, взяв обещание втечение суток покинуть Монако. Теперь, придя к Дронго, он хотел знать, чтопроисходит. Дронго уже собрался объяснить ему, но в дверь снова постучали.

— Это литовцы, — сказал Дронго, — спрячьтесь и послушайте.

В комнату вошли Хургинас и Стасюлявичюс.

— Мы думали, что вас не отпустят, — обрадованно воскликнулСтасюлявичюс, — но теперь все позади. Вы нашли документы?

— Я вычислил, кто убил вашего дипломата и полковникаЛякутиса. Вернее, кто отдал приказ об их ликвидации, — сказал Дронго.

— И кто это сделал?

— Обернитесь на вашего напарника, — посоветовал Дронго.

Стасюлявичюе обернулся. Хургинас побледнел.

— Вы ненормальный, — прошипел он.

— Вы проиграли, — сказал Дронго, глядя в глаза Хургинасу, —вы все равно проиграли.

— Что вы несете? — наконец спросил Хургинас, глядя на Дронгос презрением и ненавистью.

— Я подозревал с самого начала, — признался Дронго, —дипломата убили, а потом вам предложили его личное дело. Это с самого началавызвало у меня большое подозрение. Обычно после убийства дела такого роданикому не нужны. Они ничего не стоят. Но вам предложили, именно вам. Из чего ясделал вывод о некотором несоответствии этих событий. Мне казалось, они должныбыли следовать в обратном порядке. Сначала выкупили дело, а уже затем кто-тоначал шантажировать вашего бывшего заместителя министра.

Хургинас молчал. Он прошел к стоявшему напротив креслу иопустился в него, по-прежнему не глядя на Стасюлявичюса.

— Вы решили, что вам все позволено, — продолжал Дронго, — и,по существу, узурпировали секретные службы вашей страны.

— Не вам говорить об интересах нашей страны, — зло парировалХургинас, — вы враг нашего народа. Вас наняли сотрудничать, а вы нас предали.

— О каком предательстве вы говорите? — спросил Дронго. —Сначала вы пытались шантажировать своего собственного заместителя министраиностранных дел, угрожая ему разоблачением его связей с КГБ. Несчастныйотказался с вами сотрудничать, твердо решив никогда не повторять своих ошибок.И тогда вы его убрали.

— Докажите, — потребовал Хургинас.

— Несколько дней назад в Гамбурге был застрелен нектоФогель, сумевший войти в доверие к Савельеву и Семенову. Он выкрал одну папку сдосье и передал ее вам. Но вы оказались на редкость неразборчивы и решилиприпугнуть собственного дипломата, заставив его работать на себя. Тем более чтоваш бывший заместитель министра состоял в другой партии. — Стасюлявичюс слушал,плотно сжав зубы. По лицу Хургинаса пошли красные пятна, но он молчал. — Затемвы согласились пригласить такого эксперта, как я, чтобы отвести подозрения отвас и вам подобных. Но до этого вы склоняли к сотрудничеству полковникаЛякутиса, пообещав ему большую сумму. Он тоже отказался, и вы его убрали.

— Мы ничего не обещали ему, — дернулся Хургинас, — онлитовец и должен был понимать интересы своей страны.

— Его родная страна выжила его из своих пределов, — напомнилДронго, — и не смейте говорить мне о его долге. Он был порядочным человеком, вотличие от вас, Хургинас. Просто у него имелись собственные идеалы, и за это выего убили.

— Какие идеалы? — разозлился Хургинас. — Он стал предателемсобственного народа, всю жизнь служил русским.

— А вы, очевидно, всю жизнь боролись с тем режимом. Хотя бымне не врите, Хургинас. Я же знаю, что вы довольно долго работали обыкновеннымучастковым милиционером. И были ни на что не годным работником. За пять лет выполучили всего лишь одну звездочку, и, если бы не некоторая либерализациярежима в восемьдесят пятом, вас просто уволили бы из органов милиции запрофессиональную непригодность.

Хургинас коротко рассмеялся злобным лающим смехом. Потомспросил:

— Что еще вам удалось раскопать?

— Затем вы решили устранить Лозинского, который договорилсяо встрече с Сарычевым. Я ошибочно считал, что ваши люди пытали его, стремясьузнать, где состоится встреча. Нет, они пытали его не из-за этого. Они хотелиузнать, где проживает в Германии Савельев, но несчастный Лозинский ничего немог им сказать, и тогда они его убили. — Дронго вздохнул. — Вы прямо исчадиеада, Хургинас. Впрочем, такое случается с профессиональными неудачниками. ССарычевым у вас вышла накладка. Российские спецслужбы засекли встречу Сарычева свашим резидентом в Москве. Отдаю должное его телохранителю, он погиб почтигероически, но это не меняет дела. Сарычев был арестован, и канал подступа кСавельеву у вас исчез. Тогда вы воспользовались моим звонком. Вы обманули меня,сказав, что вашему заместителю министра никто не звонил. Ему звонил из Берлинадвоюродный брат Савельева, который хотел предупредить о том, что Фогель похитилего документы и продал их вашему представителю. Но он позвонил слишком поздно.