«За два чемодана старых французских газет они заплатилибольше миллиона долларов, — подумал Дронго. — И особенно их должно возмутить,что газеты французские».

Он вышел из номера, проходя по коридору, снова увиделтабличку с надписью «Принц Луи де Полиньяк». И отправился дальше.

В Париж Дронго прилетел поздно вечером. Шел дождь, и он нестал искать стоянку такси, чтобы добраться до города из аэропорта Орли, кудаприбывали самолеты из Ниццы. Они прибывали и в другой аэропорт, но то были восновном самолеты компании «Эйр-Франс», которые редко летали по вечерам. Онприлетел в Париж аэробусом авиакомпании «Эйр-Интер», чтобы успеть к отходусвоего поезда во Франкфурт. Прямо у выхода из здания аэропорта стоялиполупустые автобусы, отходившие к вокзалу «Монпарнас». Сдав чемоданы в багажникодного из автобусов, он занял место и уже через полчаса въехал в город. Сильноболело сердце.

Напуганные прозвучавшими два года назад взрывами, французызакрыли камеры хранения на всех железнодорожных вокзалах, оставив толькоавтоматические камеры на вокзалах «Аустерлиц» и «Монпарнас». Да и те находилисьпод пристальным наблюдением дежуривших там круглосуточно полицейских. Савтоматическими камерами хранения связываться было опасно.

Получив у водителя чемоданы, он погрузил их в такси и повезна берег Сены, где в течение двух часов методично уничтожал лежавшие в нихбумаги. Напоследок он выбросил чемоданы в реку. Остановив такси, он сновавернулся на вокзал, чувствуя на душе неприятную тяжесть.

Оставив свой чемоданчик в камере хранения, он вышел в город.Пройдя по бульвару Монпарнас, попал на бульвар Гарибальди, откуда прошелдальше, к бульвару Гренель, где вагоны метро проносились не под землей, как навсех остальных линиях. Для этой линии была построена дорога на опорах, и теперьвагоны грохотали у него над головой. Справа от него сначала промелькнул Доминвалидов, дальше в ночной темноте вырисовывалась Эйфелева башня. А он всешагал и шагал, несмотря на усиливающийся дождь, словно решил обойти весь городперед отъездом во Франкфурт, откуда самолет перенесет его в родной город.

Поужинав в ливанском ресторанчике, он снова вернулся на«Монпарнас», получил свой чемоданчик и поехал на Восточный вокзал, откудаотходили поезда во Франкфурт. Сердце болело еще сильнее, но он уже не обращална это внимания. На вокзале царила привычная суматоха, все почему-тоторопились, нервничали, суетились.

В вагоне первого класса оказались непривычно узкие купе. Ихотя Дронго взял целое купе, тем не менее развернуться в нем полному человекубыло сложно.

На нижней полке уже была приготовлена постель. Он привычноопустил шторку, начал снимать галстук. Сердце вдруг кольнуло особенно сильно.Он сел на постель, тяжело переводя дух. В этот момент состав тронулся.

Дальше начался кошмар. С каждой минутой ему становилось всехуже. Когда в дверь купе постучал проводник, он едва смог открыть ему.Проводник проверял билеты и забирал паспорта пассажиров, словно между Франциейи Германией все еще существовали визовые различия и обе страны не входили вединую Шенгенскую зону.

Часа через полтора Дронго почувствовал себя так плохо, что решилпозвать проводника. Но того не оказалось на месте. Немецкий проводник вагонапервого класса, словно в насмешку над больным Дронго, беспробудно пил всоседнем вагоне, подтверждая мысль о единении наклонностей проводников всегомира.

Дронго пришлось самому добираться туда, уже с трудомсдерживая боль, охватившую всю левую часть тела. Пьяный проводник долгосоображал, чего от него хочет беспокойный пассажир, и наконец понял, что емунужен врач.

Проводники-собутыльники вспомнили, что в соседнем вагонепервого класса едет узбекский врач, знающий к тому же русский язык. И уже черезминуту в купе Дронго появился невысокий худощавый подтянутый человек летпятидесяти.

— Вы говорите по-русски? — спросил он. — Чем я могу вампомочь?

— У меня сильно болит сердце, — признался Дронго, — хотя«болит» — слишком слабо сказано. Я просто чувствую, что умираю. Можнопочувствовать смерть, доктор? Как вам кажется?

— Не разговаривайте, — подавая пузырек с лекарством, строгосказал врач, — лучше примите лекарство. Это нитронг. И дайте вашу руку.

— Как вас зовут? — спросил Дронго, принимая таблетку.

— Тахмаз. Не нужно разговаривать.

Через десять минут состав был остановлен, примчалась машина«Скорой помощи». Когда его выгружали из поезда, он сопротивлялся, что-тоговорил, возражал. Но его просто посадили в кресло, закутали одеялом изастегнули на нем ремни. Потом его долго везли по платформе и переносили черезжелезнодорожные пути, игнорируя попытки подняться. Полицейские, получившие отпроводника дипломатический паспорт пассажира, провожали его до больницы. Длямаленького городка Бар-де-Люк это стало целым событием.

Врачи сразу определили начальную стадию инфаркта. Егоспасали, подключив капельницу, делая уколы и выполняя еще какие-то процедуры. Аон лежал на постели и, глядя в потолок, вспоминал события последних дней. Ибольное сердце словно существовало само по себе, не обращая внимания на своегохозяина и на суетившихся вокруг врачей. В какой-то из моментов привезлиаппарат, и он вдруг с удивлением увидел на экране свое сердце, его частыесокращения и сбивающийся ритм, на что раньше не обращал внимания.

Потом ему снова делали уколы, снова давали какие-то порошки.И он заснул, уже не надеясь на скорый выход из больницы. Работники больницысообщили о нем в местную мэрию, оттуда, в свою очередь, передали сообщение впосольство. В его паспорте лежала визитка с указанием парижского телефонаМарианны Олтмен, и один из сотрудников полиции позвонил по указанному телефону.

Он пришел в себя к часу дня. Проснувшись, с удивлениемзаметил сидящую рядом молодую женщину. Ему даже показалось на мгновение, чтоэто сон.

— Это ты? — сказал он, все еще сомневаясь. — Как ты узнала?

— Ты положил мою визитную карточку в свой паспорт, — сквозьслезы сказала женщина.

Он все понял.

— Я же тебе говорил, что я старый паяц, — пробормотал он, —к тому же у меня, оказывается, еще и больное сердце.

Она молча смотрела на него.

— Позовите врача, — потребовал Дронго, — я ухожу избольницы.

— Ты сошел с ума, — убежденно сказала она, — ты простоненормальный. Тебя еле спасли, тебе нужно лежать здесь месяц.

— Я выйду сегодня, — упрямо сказал он, — и не нужно спорить.

Она замолчала, закусив губу. Появились сразу три врача, онидолго не могли понять, чего хочет этот пациент, не знающий французского языка.Один из врачей говорил по-английски и с помощью Марианны стал переводитьтребования Дронго выпустить его из больницы как можно скорее. Врачи спорили,нервничали, доказывая, что отпустить его отсюда сейчас просто невозможно. НоДронго твердо стоял на своем.