– Ты имеешь в виду, что им нужен кто-то, кого они не боятся. Им нужна старенькая бабуля, которая не будет пытаться ничего сделать, чтобы они смогли удерживать своих оппонентов подальше от совета и выполнять свои программы.

Арт нахмурился: об этом он и не подумал, он был слишком наивен.

– Ты же знаешь, конституция – это вроде чертежа, – задумчиво проговорила Шарлотта. – Настоящая задача состоит в том, чтобы создать реально работающее правительство.

– Вон! – приказала Надя.

Но в итоге она согласилась. Они напирали, их было на удивление много, и они не отступали. А она не хотела показаться уклонистом и позволила веревке ловушки обвиться вокруг своей ноги.

Законодательное собрание приступило к работе, голосование началось. Надя была избрана первой из семерых, вместе с ней в совет попали Зейк, Ариадна, Мэриан, Питер, Михаил и Джеки. В тот же день Иришку избрали председателем Мирового природоохранного суда (МПС), что было большим успехом для нее лично и для Красных в целом – а также служило одним из пунктов Широкого жеста, который усилиями Арта был предоставлен на исходе конгресса, чтобы получить поддержку Красных. И около половины судей в той или иной степени относились к числу Красных, отчего жест, по мнению Нади, казался чересчур широким.

Сразу же после голосования к ней явилась новая делегация, на этот раз возглавляемая ее товарищами по совету. Они сказали ей, что поскольку она получила больше всех голосов в обеих палатах, они теперь хотели избрать ее президентом совета.

– Ну уж нет, – отказалась она.

Печально кивнув, они заметили ей, что президент – это лишь один из членов совета, равный всем остальным. Чисто формальная должность. Эта часть правительства была смоделирована по швейцарскому принципу, а швейцарцы обычно даже не знают своего президента. И так далее. Хотя, конечно, им понадобится ее разрешение (тут глаза Джеки еле заметно блеснули), ее согласие принять этот пост.

– Вон! – приказала Надя.

Когда они ушли, Надя ссутулилась в своем кресле, чувствуя себя так, будто ее оглушили.

– Ты единственная на Марсе, кому доверяют все, – мягко заметил ей Арт. Он пожал плечами, будто был к этому непричастен, хотя Надя знала, что не так. – Что с этим поделаешь? – Он театрально, по-детски закатил глаза. – Отдай этому три года, и все наладится, а потом ты сможешь сказать, что сделала свое дело и можешь уходить. Да и подумай: первый президент Марса! Как этого можно не хотеть?

– Легко.

Арт помолчал. Надя пристально смотрела на него.

– Но ты же все равно согласишься, да? – спросил он наконец.

– А ты будешь мне помогать?

– О да, – он положил руку на ее сжатый кулак. – Все, что захочешь. То есть я полностью в твоем распоряжении.

– Это официальная позиция «Праксиса»?

– Ну, разумеется, я уверен, что да. Советник президента Марса из «Праксиса»? Еще бы!

Значит, она могла заставить его заниматься этой работой.

Она тяжело вздохнула. Попыталась расслабить напрягшиеся мышцы живота. Она могла согласиться на пост, а потом перекинуть бо́льшую часть работы на Арта и других помощников, которых ей предоставят. Она будет не первым, не последним президентом, который так поступит.

– Советник президента Марса из «Праксиса», – с довольным видом повторил Арт.

– Да заткнись ты уже! – сказала она.

– Да, конечно.

Он оставил ее наедине с мыслями, а потом вернулся с дымящимся кофейником и двумя чашечками. Разлил каву, и она взяла одну из чашек и отпила горького напитка.

– Как бы то ни было, я твой, Надя. Знай это.

– Угу.

Она смотрела на него, пока он пил свою каву. Она знала, что он подразумевал не только политику. Он любил ее. Все то время, что они вместе работали, путешествовали, жили под одной крышей. И он ей нравился. Такой большой, элегантный и воодушевленный. Любитель кавы, что было очевидно по тому, как он ее пил, по его напряженному лицу. Она чувствовала, что он провел весь конгресс в этом воодушевлении, распространяя его как эпидемию. Хотя с чего бы тут веселиться, когда пишешь конституцию? Это казалось абсурдным, но это сработало! И за время конгресса они стали как бы парой. Да, она была вынуждена это признать.

Но ей было 159 лет. Снова абсурд, но это было так. А Арту было – точно она не знала – семьдесят или восемьдесят с чем-то, хотя выглядел он на пятьдесят – как и все те, кто рано начал проходить процедуру омоложения.

– Я такая старая, что гожусь тебе в прабабушки, – сказала она.

Арт пожал плечами, смущенный. Он знал, о чем она говорит.

– А я такой старый, что гожусь в прадеды этой женщине, – ответил он, указав на высокую марсианку, которая прошла мимо двери их кабинета. – А она достаточно стара. Так что, видишь, в какой-то момент это перестает иметь значение.

– Для тебя, может, и нет.

– Ну да. Но это уже половина мнений, которые учитываются.

Надя ничего не ответила.

– Слушай, – сказал Арт, – мы проживем долгую жизнь. И однажды цифры вообще перестанут что-то означать. Я хочу сказать, я не был здесь с тобой в первые годы, но мы уже долго пробыли вместе, через многое прошли.

– Я знаю… – Надя опустила взгляд на стол, припомнив кое-что из этого. На месте потерянного пальца у нее остался обрубок. Вся та жизнь осталась в прошлом. Теперь она была президентом Марса.

– Черт.

Арт отхлебнул кавы и сочувственно посмотрел на нее. Она нравилась ему, он нравился ей. Они уже были своего рода парой.

– Ты поможешь с этой чертовой работой в совете, – сказала она, ощущая тоску по ускользающим от нее технофантазиям.

– Ну разумеется.

– А потом… ладно. Потом посмотрим.

– Посмотрим, – повторил он и улыбнулся.

Так она и застряла на горе Павлина. Именно там собиралось новое правительство, сменив складские помещения на Шеффилд, где они заняли отделанные шлифованным камнем блочные здания, брошенные наднационалами. Конечно, у них прошел спор по поводу того, должны ли они возмещать что-то за эти здания и всю остальную инфраструктуру или просто «глобализировать» или «реквизировать» их в пользу независимости и нового порядка.

– Возместите им, – рычала Надя на Шарлотту, сердито на нее глядя. Но, судя по всему, на Марсе президентство было не такого рода президентством, когда люди должны были подскакивать при первом слове.

Как бы то ни было, правительство обосновалось там, сделав Шеффилд если не столицей, то хотя бы временным месторасположением мирового правительства. После того как Берроуз ушел под воду, а Сабиси сгорел, других явных кандидатов не осталось, да и по мнению Нади он выделялся среди других купольных городов, желавших себе такого статуса. Некоторые заговаривали о том, чтобы построить новую столицу, но на это требовалось время, а до тех пор им нужно было где-то заседать. Так что они остановились возле железной дороги, ведущей в Шеффилд, внутри купола, под его темным небом. В тени провода лифта, тянущегося вверх из восточного района города, прямого и черного, словно трещинка в самой реальности.